Дарья Нинько
Джип Mitsubishi камуфляжной расцветки медленно продирается через пробку в Киеве. За рулем машины хрупкая брюнетка с короткой стрижкой – Галина Алмазова, мастер спорта по ралли и участник соревнований Yalta Rally 2012. Но уже 2,5 года она – волонтер-парамедик на Донбассе. Ее задача – забирать с поля боя раненых и погибших. За это время она вывезла из горячих точек несколько сотен человек.
Галина Алмазова за рулем военного такси. Фото: facebook.com/galina.almazova
На самом деле об Алмазовой узнали еще восемь лет назад. Тогда на трассе Севастополь-Ялта она чудом оказалась рядом с катящейся к обрыву машине и сумела ее остановить.
"Ехала забирать с турбазы своих друзей, отвозить в аэропорт. На очередном повороте на горном спуске я выезжаю – и тут передо мной медленно катится джип. Стекло было опущено, поэтому я увидела, что водителя за рулем нет. Тормознула свою машину, вскочила, остановила эту. Отогнала машину в "карман", села в свою и уехала", – рассказывает Алмазова.
Как оказалось, мужчина и женщина, ехавшие в этом авто, остановились – он отошел по малой нужде, а она – вышла сделать пару фото пейзажей, забыв поставить авто на ручной тормоз. В машине в это время спали двое детей. Алмазовой удалось остановить ее на самом краю, сбив уже даже асбестовый ограничительный столбик.
В марте 2013 года, когда Киев засыпало снегом, Алмазова была одним из координаторов группы "Help Kyiv". Учасники группы помогали людям выбраться из снежных заносов, расчищать улицы. Потом был Майдан, после которого Алмазова стала волонтером в зоне боевых действий.
Мы встретились с Галиной в рамках акции от одного из сервисов такси и фонда "Повертайся живим". Она стала одним из водителей военного такси, с помощью которого фонд пытается собрать 125 тысяч гривен на покупку джипа для 30-й отдельной механизированной бригады ВСУ.
Этот джип был куплен для военных. Фото: facebook.com/deynega
По задумке, оплата пассажиров за проезд и чаевые водителю пойдут именно на эту цель. Машина, на которой "таксовали" волонтеры и медики, также была куплена для бойцов фондом "Повертайся живым" и сервисом такси.
"У меня спрашивают, не устаю ли я за рулем. Я очень любила до этого водить машину, не уставала, я наслаждалась вождением. Я себя спокойней чувствовала, когда я за рулем, а не на месте пассажира. Но в последнее время я до такой степени иногда устаю от машины, что руль вообще видеть не хочется. Если посмотреть на руки – я натерла за 2,5 года себе мозоли как у профессионального водителя", – со смехом показывает Алмазова руки.
Несмотря на то, что Алмазова – профессиональный гонщик, в городе за рулем она крайне осторожна и всегда пристегнута ремнями безопасности. Заставляет пристегнуться и пассажира – шоумена Сергея Величанского.
"Я – инструктор контраварийного вождения. Я знаю, что такое непристегнутые ремни в машине. В свое время я ездила с "Магнолией-ТВ" на ночные репортажи, поэтому видела последствия непристегнутых водителей и пассажиров. Поэтому все эти рассказы, что бывают ситуации, когда ремень мешает, – неправда. Когда видишь вылетевшего через окно ребенка или женщину-пассажира такси, которая своей спиной сломала дерево – естественно, шанса выжить у нее не было. Поэтому я всегда пристегиваюсь и заставляю пассажиров пристегиваться, – рассказывает она, – Очень часты случаи, когда при лобовом столкновении задний пассажир пробивает голову переднему. Задние пассажиры тоже вылетают".
Галина Алмазова и Галина Дударь на Yalta Rally в 2011 году. Фото: facebook.com/galina.almazova
Проезжая очередной перекресток, Алмазова рассказывает, что сейчас дороги на передовой знает куда лучше, чем киевские, ведь за 2,5 года волонтерства изучила их как свои пять пальцев. На Донбассе она и ее экипаж носят позывной "Ветерок". Но на передовой она, как и другие волонтеры, находится на свой страх и риск – государство не предоставляет этим людям никакого статуса, и если с ними что-то случится – это исключительно их отвественность. При этом за эти годы благодаря помощи фондов и неравнодушных людей команда волонтеров-парамедиков ни разу не покидала зону конфликта.
"В последнее время люди не так активно помогают, как в начале войны. Я уже практически не вывешиваю посты (в соцсети – Авт.) про ремонт машин, потому что нормальным людям, обывателям непонятно, почему у нас так часто ломаются машины. Им не объяснишь, что там, по сути, нет дорог, они разбиты "Градами", минами, танками, поэтому подвеска убивается очень быстро. – рассказывает Алмазова, – Ну и плюс попадание тех же осколков. Бывают вообще комическо-трагические ситуации – снайпер отстреливает нам фонарики, фары. Пытаются или напугать, или еще там что-то. А колеса – это у нас вообще расходный материал. От осколков они разрываются очень быстро. Хорошие колеса – это минимум 10 тысяч за 4 колеса".
Сейчас Алмазова в Киеве на ротации. Однако, отдохнуть не удается – ситуацию на передовой все время нужно держать на контроле, рассказывает она.
В зоне боевых действия Галина Алмазова – волонтер-парамедик. Фото: facebook.com/galina.almazova
- В зоне боевых действий у Вас большая команда?
- Как правило, дежурит три экипажа. В данный момент, поскольку две машины в ремонте, дежурят два экипажа. Это водитель, медик, может быть еще парамедик. Сейчас дежурят водитель и медик под Мариуполем и под Попасной.
- Остальные на это время уезжают домой?
- Да, на ротацию. Раньше у нас была база в Артемовске, мы находились там полгода – приезжали туда, чтобы помыться, постираться и снова выехать на дежурство. Но сейчас такой необходимости нет, поэтому мы ездим домой. Раньше домой приезжали раз в три-шесть месяцев. Многие наши ребята там вообще около года находились. Но я поняла, что это очень тяжело, потому что у ребят уже крышу срывает – находиться постоянно в экстремальной обстановке достаточно сложно. Сейчас я категорически против, чтобы больше месяца там кто-то был. Уже по симптомам я вижу, что начинается неадекватность. Это и правда очень тяжело, потому что мы действительно видим больше, чем обычные бойцы. Да, они видят гибель или ранение своих товарищей, а у нас функция – работать с погибшими и ранеными. Это не каждый выдерживает.
Один случай был в 2014 году, когда к нам попросился военный медик. Говорит: "У нас тихо на позиции, давайте я с вами поеду". А мы ездили к 31-му и 29-блокпосту под Луганск. Он поехал один раз с нами и к вечеру его уже забрали, потому что у него крыша слетела. Потому что когда видишь то, что мы видим – надо иметь достаточно сильную психику и не брать близко к сердцу. Нас тоже накрывает. Меня, например, за два года накрыло буквально недавно – два месяца назад, когда я забирала погибшего парня из морга в Днепре и отвозила в Житомир. Была очень тяжелая ситуация, мать буквально расцарапала крышку гроба, жена кидалась под нашу "скорую". Мы боролись с чиновниками, пытаясь забрать тело в морге, а перед нами закрывают двери и говорят: "А у нас выходной сегодня. Сегодня суббота, тело не получите". То есть у них войны нет, у них выходной. И после всего этого я приехала домой, села, разрыдалась. Мой малый ходит вокруг меня, не зная, чем помочь. А меня накрыло тогда реально. Наверное, первый раз за последние два года. Бывает. Да и тоже люди там далеко не все выдерживают.
Когда подходят бойцы, обнимают, целуют, говорят, что ты спасла им жизнь – это стоит очень много. И ни одна награда этого не переплюнет
- Что помогает держаться?
- Иногда опускаются руки, честно признаюсь. Иногда и депрессия бывает. Но помогают держаться сами бойцы, которые звонят и говорят: "Галя, ты нам нужна. Приезжайте экипажем, кроме вас у нас никого нет".
Вот был день рождения 90-го батальона – знаете, сколько мы там нарыдались? Когда подходят бойцы, обнимают, целуют, говорят, что ты спасла им жизнь – это стоит очень много. И ни одна награда этого не переплюнет.
- Как Вы стали парамедиком на войне?
- Майдан плавно и перетек в войну. Это была неотъемлемая часть, после Майдана механически началась помощь армии. Я на Майдане не удивилась, когда увидела практически всех с "Help Kyiv", а потом часть из них ушла на фронт. Этот процесс уже было не остановить, наверное.
- Чем приходится заниматься на Донбассе? Забирать раненых и погибших, перевозить что-то?
- Помощь в организации мини-медпунктов. В каждой дислокации, где находятся наши бойцы, мы стараемся организовать мини-медпункт или стабилизационную, куда можно было бы с передка доставлять раненых ребят, там их стабилизировать и потом отвозить в госпиталь. Плюс снабжение медикаментами, медоборудованием, мединструментом и т.д. Помимо этого, еще и обучение. Приходит новая ротация, а практически все, когда их просишь открыть аптечку и сказать что у них есть, кроме налбуфина и жгута больше ничего не знают.
- А Вы где научились оказывать первую помощь?
- На Майдане. До этого я даже от вида крови могла терять сознание (смеется). Но на войну я шла не как парамедик. Если этих знаний хватало на Майдане, сделать перевязку, укол, дать таблетку от головы или капли от насморка, то, естественно, на фронте все поменялось – характер ранений, характер повреждений совсем другой. Там пришлось научиться всему. Когда вообще никаких подручных средств нет, и ты тампонируешь рану обычным женским тампоном – всему пришлось учиться. Плюс мне повезло, я работала только с профессиональными медиками вначале, многому училась у них.
Моя задача – руль. Но я подключаюсь всегда, когда нужно.
Алмазова во время Майдана. Фото: facebook.com/galina.almazova
- Когда все начиналось, люди активно помогали волонтерам. Но потом ситуация изменилась, и сейчас деньги дают уже не в таких количествах. Как у вас с этим обстоят дела и на что нужны деньги в первую очередь?
- Если считать по нашей команде, то основной бюжет у нас тянет ремонт машин, покупка оборудования в машины, специфических медикаментов, расходников, которые мы используем постоянно. Сейчас немножко легче, потому что нам многие помогают именно поставками медизделий, медикаментов и т.д. По запчастям нам сейчас тоже начали помогать, я очень благодарна. Но все равно, основной расход у нас – ремонт машин. И плюс ротации – понятное дело, что мы оплачиваем переезды наших ребят из экипажей, доставку на место.
- А государство как-то помогает?
- Нам – нет.
- А государственные медики там работают или есть только волонтеры?
- Я расскажу про последний эпизод. Со мной дежурила медик, она работает в госпитале в Полтавской области. И для того, чтобы она приехала подежурить ко мне, ее просто заставили написать заявление об отпуске за свой счет. То есть даже не в счет отпуска, а за свой счет. Как-то даже Ваня Звягин (Иван Звягин – известный юрист и волонтер – Авт.) поднимал вопрос о том, что очень много желающих медиков, которые в стационарах работают в больницах и госпиталях, и они готовы приезжать к нам на ротации, помогать, но у них нет никакого статуса. Для них это либо потеря рабочего места, либо приехать можно только в свой отпуск, либо в отпуск за свой счет. Хотя я считаю, что это не совсем правильно. Могли бы таких желающих как-то оформлять здесь. Тут государство почему-то не идет навстречу, хотя неоднократно это обсуждалось.
- За время перемирия было много раненых и погибших? Соответствуют ли действительности те цифры, которые мы видим в официальных сводках, или ситуация хуже?
- Ситуация, наверное, хуже, потому что очень мало говорят о небоевых потерях, их стараются скрывать. К сожалению, это тоже огромная проблема. Боевые потери тоже есть. Все мы уже привыкли, что это перемирие – это очень условно. Та сторона никогда не придерживалась перемирия. За последние два дня перед моим отъездом, во время перемирия у нас был раненый.
- А у бойцов и медиков есть свое мнение о том, что нужно сделать, чтобы перемирие соблюдалось?
- Это не от нас зависит. Кода идут обстрелы с той стороны, а нам запрещают давать "ответку" – у бойцов большой вопрос возникает, почему так. Это ведь как договорные отношения – если одна сторона нарушает, то договор аннулируется. Но почему-то так не происходит – нарушается с той стороны, а наши продолжают придерживаться этих договоренностей. Хотя, опять-таки, зависит от подразделения и командира, который берет на себя ответственность.
Медики-волонтеры команды "Ветерок". Фото: facebook.com/galina.almazova
- Возвращаясь в Киев, где жизнь идет своим чередом, сложно перестраиваться?
- Нелегко. Я стала более нетерпимой к людям. Казалось бы, война наоборот должна была помочь стать более терпимой, но сейчас я замечаю по себе, что многие вещи я не могу принять ни душой, ни сердцем, ни мозгами. Такое происходит со многими бойцами, которые демобилизуются, со многими волонтерами. Наверное, вы слышали фразу: "Мне там спокойнее". Как бы парадоксально это ни звучало, но это так. Там понятно – есть враг, есть друг. Ты понимаешь, что происходит, ты там практически со всеми на одной волне. Когда ты приезжаешь сюда, и тебе задают вопрос: "А что, там до сих пор война? А что ты там делаешь? А что, у нас есть раненые, погибшие?", хочется чем-то взять и стукнуть этого человека.
Когда я приезжаю сюда, первое время я вообще стараюсь ни с кем не общаться. У меня очень сильно поменялся круг друзей. Вообще, в моей жизни за последние два года поменялось многое – и стиль одежды, и круг друзей, и распоряжение своим временем (смеется).
- Что еще поменялось в отношении к людям и к жизни?
- Поменялось очень сильно планирование. Сколько себя помню, я привыкла планировать все заранее. Война очень сильно это подкорректировала, я не планирую даже на час вперед. Если раньше очень сильно раздражало, когда что-то шло не по плану, то сейчас я абсолютно спокойно к этому отношусь, потому что знаю, что через минуту может поменяться ситуация в корне. Я живу сегодняшней минутой, как бы это странно ни звучало. Когда ты сидишь с человеком за столом, пьешь с ним чай, разговариваешь, смеешься, а через десять минут ты уже везешь его с оторванными ногами (молчит) … и потом он у тебя на руках умирает, планировать что-то очень трудно. У этого человека тоже были планы на будущее.
Я стала по-другому относиться к своим близким. Поменялись ценности. Я стала больше говорить близким, что я их люблю, чаще стала звонить маме и папе.
- А как относитесь к тем, кто доказывает про "гражданскую" войну на Донбассе или про то, что "допрыгались на Майдане"?
- Мне, наверное, повезло. Я стараюсь избегать такого общения и, практически, не общаюсь с такими людьми. Там (на Донбассе – Авт.) приходится, конечно, общаться с местными жителями, которые тебе говорят разные вещи, но ты понимаешь, что это люди, которые находятся там. Здесь я стараюсь с такими людьми вообще не общаться. Я ограничила очень сильно круг общения, берегу свои нервы здесь. Более того, когда приезжаем на ротацию, стараемся командой куда-то выехать во Львов, в Карпаты. Именно с командой – тебе не будут задавать посторонние вопросы, не будут тяжело вздыхать, глядя на тебя, и спрашивать как тебе там тяжело, не будет этого сочувствия. Мы понимаем друг друга, не задаем лишних вопросов, не говорим на тему войны, когда мы там, – мы просто отдыхаем.
Нужно работать с близкими, которые не должны относиться к вернувшимся ребятам, как к больным людям с каким-то синдромом. Мне кажется, надо брать в охапку любимого человека и ехать куда-то активно отдыхать
Сейчас огромная проблема с тем, что бойцы возвращаются, но рушатся семьи, они хотят обратно вернуться. Это потому, что работать надо больше даже не с теми, кто возвращается, а с окружением. Окружение у нас не готово. Нужно работать с близкими, которые не должны относиться к вернувшимся ребятам, как к больным людям с каким-то синдромом. Мне кажется, надо брать в охапку любимого человека и ехать куда-то активно отдыхать. Лучшая реабилитация – активный отдых в кругу любимых людей.
- Что мечтаете сделать, когда закончится война?
- Я бы хотела уехать путешествовать. Если будет такая возможность, мне бы просто хотелось уехать куда-то в горы на лыжи, дайвингом позаниматься, поплавать. Но именно уехать, потому что даже в Киеве, когда я приезжаю на ротацию, я не отдыхаю. Все равно контролируешь то, что происходит там с экипажами, все время на связи, тебе не дают здесь расслабиться ни морально, ни физически. Я собираю тут волонтерку, гуманитарку, отвожу погибших, помогаю с ранеными в госпиталях. Мне так кажется, что если потом на какое-то время уехать, это поможет хоть как-то забыть войну или хоть как-то от нее отвлечься.
- Расскажите о наиболее запомнившихся случаях за время волонтерсва.
- Их так много … Из невеселых запомнился паренек из первых раненых 90-го батальона. 29 ноября они заходят в Пески. А паренька мы поздравляем с днем рождения – ему 24 года исполняется. Буквально через десять минут падает мина буквально к ним во двор, и у нас сразу три раненых. Мы забираем этого парня с перебитыми ногами, забираем второго, у которого были сзади рассечены ребра и буквально выпадали внутренности, везем их в Красноармейскую больницу. У парня с перебитыми ногами происходит остановка сердца, его реанимируют, я кричу на врачей, что него день рождения сегодня, его нужно спасти. Он два раза уходит, его два раза возвращают, и третий раз, когда он уже попадает в операционную, он погибает. Он умер в свой день рождения. До сих пор я мучаюсь от того, что, может быть, я недостаточно быстро довезла. Мы везли двоих тяжелых раненых, мы не заметили, как он сорвал капельницу в машине. И мы тогда не увозили в Селидово, там достаточно сепарская больница, возили в Красноармейскую городскую больницу. И я вот думаю, смогли бы мы спасти Диму, если бы с нами был еще один медик и если бы мы доставили его в тот госпиталь, который ближе. Но мы их забирали под обстрелом. Это были вообще тяжелые дни, когда мы в течение нескольких часов могли вывозить по 15-20 человек. Иногда по трое суток не спали, только головой прикасаешься к подушке – "Ветерок, на выезд".
Наверное, это самое болезненное воспоминание до сих пор. Я ездила на годовщину в Житомир, к нему на родину, когда ему устанавливали памятник, общалась с родителями. Но это вообще самое тяжелое. Как бы ни цинично это звучало, но можно привыкнуть к смерти, можно привыкнуть к ранениям, крови, но вот к горю родителей, которые потеряли единственного сына, остались (молчит) …, а человека, которых даже не успел создать семью, родить ребенка, нет.
Алмазова была награждена негосударственным орденом "Народный герой Украины". Фото: Фото: facebook.com/galina.almazova
- Есть и смешные истории. Как-то мы приехали с тяжелого дежурства из-под Песок, решили отдохнуть на базе в Артемовске. Тут нас вызывают на блокпост Балу (Балу – боец 11-го батальона "Киевская Русь", который погиб поблизости Дебальцево в октябре 2014 года – Авт.). Это пост, который постоянно бой принимал, совсем нулевой. Нас вызвали ночью, 15 раненых было, они своими силами не успевали. А я приготовилась уже спать, надела пижаму. Было тогда где-то 15 градусов мороза, я сверху накидываю куртку на пижаму, в каких-то тапочках прыгаю в машину. Там времени на раздумья, переодеться-переобуться нет. Едем туда, со мной медик Татьяна. Подъезжаем к блокпосту, а там темнота стоит, только все летает, мины взрываются. Таня говорит: "Галя, надо выйти". Я отвечаю: " Не пойду. Я в пижаме". Она мне: "Дура, выходи давай. Хочешь, чтоб тебя так в пижаме похоронили?". А я ей: "Там мальчики, в пижаме не пойду" (смеется).
Смешных историй, на самом деле, очень много, как и разных мистических, в которые трудно поверить. Для меня, например, автомобили, на которых мы там работаем, – это практически такие же члены команды, как и мы. Мы к ним относимся, как к живым существам. Было несколько раз, когда наши автомобили разбивало чуть ли не полностью, но они нас увозили с опасного места, и когда привозили в более безопасное – уже там "умирали", больше не ехали.
Главные темы