Звонок телефона прервал монолог командира полка, проводившего совещание. Он взял трубку. С каждой секундой лицо полковника все больше и больше приобретало озадаченный вид. Офицеры молча смотрели на командира, морально готовясь к тому, что скоро и на их лицах появятся грусть и задумчивость.
— Понял, есть, товарищ генерал! — ответил Неясный, положил трубку и уставился в окно. В кабинете повисла тишина, и только большая черная муха, пытавшаяся вылететь через окно на улицу, подавала звуки жизни. Полковник посмотрел на собравшихся.
— Что, ну вот что у нас есть, что мы можем показать? — обратился он с вопросом к аудитории.
— Предлагаю хоздвор, — как всегда, "выпрыгнул из штанов" замполит полка.
— Не понимаю. Объясните. Вам что, это приносит удовольствие, товарищ Удод? — с иронией спросил Неясный у замполита полка.
Удод понял, что промахнулся, и замолк, преданно глядя в глаза командиру.
— Чуть кто, сразу на хоздвор. Говно и свиньи, сплошная благодать, да?! Нам нужно себя во все глаза показать! — развивал тему Неясный.
К концу размышлений вслух собравшиеся поняли, что озадаченность на лице любимого командира вызвана приездом делегации американских военных, которые завтра утром хотят посмотреть нашу воинскую часть. Все разошлись. До приезда делегации осталась ночь.
С восходом солнца полк стоял на ушах. Все дорожки по маршруту следования делегации были подметены и побелены. Все клумбы вскопаны и, как говорят в армии, окультурены. После завтрака часть как будто вымерла. Ни людей, ни машин. Даже бездомных собак, которые всегда плетутся за солдатским строем в надежде на сухарик, видно не было. Кортеж подъехал к штабу. Встречающие, возглавляемые Неясным, переминаясь с ноги на ногу, топтались на ступеньках. На переднем плане, улыбаясь, как майская роза, одетая в национальный костюм, с караваем в руках, стояла писарь продовольственной службы, круглолицая и розовощекая младший сержант Татьяна Сало. Таня, улыбаясь на ширину приклада, поклонилась и протянула гостям украшенный колосками и цветочками каравай. Галдя, вошли в вестибюль здания, где первой скрипкой вступил замполит полка — Удод. Рассказывая историю части, Удод водил указкой по висящим на стене стендам, размахивал руками, а затем, надув губы, ждал, пока закончит переводчик. Гости, слушая, издавали звуки восхищения и кивали головами, шаг за шагом приближались к посту номер один — боевому знамени части. Часовым стоял знаток устава гарнизонной и караульной службы солдат Дидок. Лицо часового было решительно и сурово. Вытянувшись, как струна, он всем своим видом показывал готовность принять неравный бой и стать на защиту знамени полка. Незаметно для всех и, прежде всего, для вещавшего Удода, внимание офицеров обеих стран приковал к себе часовой. Молодой организм часового, пребывая на пике гормонального развития, предъявил публике оформленную эрекцию. Причиной которой была афроамериканка — женщина-офицер, с которой Дидок не сводил глаз, как только делегация вошла в здание штаба. Конфуз был настолько велик, что в воздухе запахло международным "шкандалем" на военно-эротической почве. Часовой, покрывшись испариной, был бессилен что-либо противопоставить зову природы. Полковник Неясный прятал глаза, подталкивая Удода ближе к стенду, рассказывавшему о художественной самодеятельности полка, но тот, как назло, разошелся не на шутку, в цветах и красках рассказывая о подвиге воинов-артиллеристов, за который часть была удостоена ордена Красного Знамени. Кое-как гостей удалось увести из поля зрения часового, а это давало надежду, что Дидок выкинет из головы дурные мысли и возьмет себя в руки. Для укрощения строптивого эротомана с автоматом в руках вызвали старшину батареи Наливача. Прапорщик, обескураженный случившимся, несколько минут ходил по вестибюлю, вдруг резко подошел к часовому и спросил:
— Володя, ну зачем она тебе нужна? Она ж так, приехала и уехала, а тебе еще служить, выкинь ты ее из головы. Володя, подумай про родителей. А как же Галя? Как ты ей в глаза будешь смотреть? Что ты ей напишешь?
Но старания Наливача терпели фиаско. Дидок молча стоял на своем.
— Это же международный скандал! Что теперь о нас подумают в Америке? Скажут, что мы дикие люди. К нам же никто больше не приедет из-за тебя. Это же изоляция на международном уровне. Понимаешь, рядовой, МЕЖДУНАРОДНАЯ ИЗОЛЯЦИЯ! Так нельзя Володя, прекращай!
Часовой был непоколебим.
— Дидок, что, тебе анекдот рассказать, чтобы ты расслабился? — задал старшина надцатый вопрос. Но часовой, как и предписывает устав, молчал. Видя, что время поджимает и с минуты на минуту Удод закончит свой рассказ, после чего все будут возвращаться назад, Наливач пошел на хитрость. Взяв в руки устав, прапорщик стал с выражением пропагандиста читать положение о боевом знамени части. Случилось чудо, сухие строки устава вытеснили образ афроамериканской нимфы из сознания часового, баланс желаний и возможностей был восстановлен. Наливач на цыпочках подошел к делегации и по-заговорщицки на ухо прошептал командиру полка: "Товарищ полковник, все в порядке, людей можно выводить, Дидок успокоился".
Командир кивнул Наливачу, а Удоду глазами показал, что можно заканчивать и без того затянувшийся рассказ о роли офицерского состава в воспитании волевых качеств военнослужащих срочной службы. Наливач вернулся к часовому.
— Так, Володя. Все возвращаются назад. Опусти глаза и смотри на пол, — озвучил рецепт Наливач.
Дидок послушал и стал рассматривать узоры на бетонном полу. Делегация, обсуждая услышанное, прошла через вестибюль на выход. На часового уже никто не обращал внимания. Она шла последней. Дидок не выдержал и посмотрел. Член его неожиданно сделал на караул, соперничая в твердости с древком знамени, которое он охранял. Женщина-офицер чуть не поперхнулась и часто заморгала большими карими глазами, а прапорщик Наливач показал рядовому кулак, что того совершенно не испугало, ничуть не сказавшись на его могучей молодой эрекции, на которую смело можно было бы повесить еще одно знамя.
Следующим пунктом программы было посещение аллеи героев.
Накануне неутомимый Удод дал приказ выкрасить на ней облупленные, когда-то белые бюсты, чтобы те выглядели ухоженно и как подобает.
Долго искали краску. Белой не нашлось. На покупку не было времени. Поэтому решили все перекрасить в черный с утра пораньше. Дело особой важности доверили рядовым Неелову и Драпсу. Прапорщик Наливач налил из банки черную как смола краску, выдал кисточку, после чего бойцы отправились на задание. На месте между исполнителями удодовской воли разгорелся творческий конфликт. Драпс предложил начать покраску бюстов справа налево, а Неелов настаивал на противоположном. Каждый стоял на своем. Жаркий аргументированный спор результатов не дал. Выход нашли оригинально — покраску начали с центра, красили по очереди, каждый в свою сторону. При этом, чтобы долго не задерживать кисточку, Драпс предложил красить бюсты от воротника до макушки, оставляя нижнюю часть бюста для повторного захода. Когда выкрасили половину половинок, у творческого тандема закончилась краска. За ней пришлось вернуться в казарму. В каптерке старшины не оказалось. Наливач был в штабе полка, и бойцы решили его подождать. А тем временем делегация в сопровождении командования части приближалась к аллее.
Художества Драпса и Неелова повергли в шок замполита, а командир полка потерял дар речи. Одна половина бюстов была, как и прежде, белого цвета, а у второй из белых гимнастерок торчали черные шеи и такого же цвета головы. Но гости, как ни странно, к творческим изысканиям проявили искренний интерес, долго переговаривались между собой и восторженно кивали головами. Кто черными, а кто белыми.
— Полковник Смит говорит, что между армиями наших стран есть много общего. Он не ожидал увидеть среди ваших героев темнокожих, — сказал, сдерживая смех, переводчик.
— Да никто не ожидал, — отрешенно пробубнил под нос Неясный, добавив, что этого переводить не нужно.
На этом программа пребывания делегации подошла к концу. Американцы сели в авто и укатили восвояси. Полковник Неясный, ожидая звонка от командования, не находил себе места. Но после телефонного разговора со штабом дивизии пришел в приподнятое настроение — оказалось, что членам заокеанской делегации все понравилось. И не только членам. Особенно же понравилось то, что в украинской армии нет расизма. И главное, никогда не было, чему имелись неоспоримые доказательства на аллее героев.
Но творческую группу все-таки посадили на гауптвахту, откуда каждый день водили красить бюсты, на этот раз в бронзовый цвет. А Дидка, хоть он и был непревзойденным знатоком караульного устава, больше никогда не ставили на пост у знамени части, помня о его впечатлительной натуре и тонкой душевной организации.
Читайте также:
- В Минобороны заявляют о рекордном наплыве желающих на краткосрочный контракт в армию
- "Похоронки" пачками приходят в воинские части РФ – правозащитники
- Семенченко о желании стать министром обороны: сегодня удивительный день на фейки
- Мемуары майора Прыщика: "Карьера начальника склада"
- Яценюк: Мы профинансировали армию на 19 млрд гривен
Главные темы