Интервью с директором Института травматологии и ортопедии: "Пациенты приходят, когда уже слишком поздно"

Имя: Георгий Гайко

Ро­дил­ся: 21.12.1936 г. в с. Волока Черновицкой обл.

Георгий Васильевич родился в крестьянской семье, где, кроме него, воспитывались еще двое детей. По окончании школы поступил в Черновицкий медицинский университет на специальность "Лечащий врач". После обучения принял решение посмотреть мир и помочь там, где нужны руки: уехал работать в Среднюю Азию, а после — в Алжир, где участвовал в строительстве ГЭС и работал врачом широкого профиля. Вернувшись в Украину в 1960 году, стал работать в киевском Институте травматологии и ортопедии, где работает до настоящего времени. За это время стал профессором, академиком Национальной академии меднаук.

Деоккупация юга страны – как украинские военные отвоевывают территории

Запрет на передвижение по стране для военнообязанных – все детали

Ракетные удары по мирным украинским городам - июль 2022

Ядерный терроризм россии

— Георгий Васильевич, как сейчас обстоят дела в областях медицины, которые вы курируете?

— Мы находимся на третьем месте по приоритетности направлений в украинской медицине. По количеству заболеваний перед нами — только сердечно-сосудистые и онкологические. Мы занимаемся тремя направлениями: костно-гнойная хирургия, заболевания суставов и трансплантация тканей. В нашем костно-гнойном центре врачи в основном "колдуют" над теми, кто пострадал в ДТП, теми, кто получил боевые травмы. Такие больные у нас лечатся в 11 имеющихся центрах, в 13 областях страны — до 2 млн человек в год! К счастью, летальные случаи — редкость: больные поступают уже после того, как острая фаза угрозы жизни миновала.

— Большая цифра — 2 млн человек. Неужели у нас так часто происходят ДТП и так много раненых?

— С повреждениями конечностей после ДТП действительно поступает очень много людей. Кроме того, я бы сказал, что пострадавшие "помолодели": сейчас гораздо больше привозят молодежи. В основном ЧП на дорогах происходит из-за сезонных сложностей (плохая видимость из-за дождя, снега, гололеда и т. д.) но, к сожалению, не редкость, когда водители садятся за руль в нетрезвом состоянии, и многие расплачиваются за эту ошибку жизнью. Вот у нас, например, лежит молодая женщина с переломом таза и ног. А ее муж погиб в этом ДТП. В год мы теряем в авариях 12—14 тысяч человек.

Вторая группа пациентов — с боевыми ранениями (в основном — минно-взрывными). В этом году только в нашем центре пролечились около 600 больных стационарно. Осталось в памяти, как к нам недавно поступил 26-летний парень с ранением в области ягодиц и поясницы. Смотреть было страшно — все было настолько разворочено… Мы боролись, как могли. Конечно, понадобилось эндопротезирование (замена суставов), в итоге парень ходит. Но такие результаты не у всех. Многих привозят к нам с оторванными кистями, серьезными повреждениями мягких тканей, гнойными ранами, остеомиелитами. Операционные редко пустуют. Одна операция длится, как правило, 1,5—2,5 часа, а если связана с микрохирургией, то и все 5—6 часов и больше.

— Операции оплачивают сами пострадавшие или помогает государство?

— В случае ДТП в основном все ложится на семьи пострадавших, некоторым приходится проводить сбор пожертвований и т. д. Если говорить о боевых травмах, здесь помогает резерв государственных средств на восстановление, Фонд для больных, прибывших из зоны АТО, а также усердно работают волонтеры.

— Второе ваше направление — заболевания суставов. Как здесь обстоят дела?

— Ситуация плачевная, так как ежегодно регистрируем около 350 тысяч новозаболевших остеоартрозами, остеопорозами, острыми дегенеративными заболеваниями и т. д. К сожалению, пациенты приходят или их уже привозят, когда слишком поздно что-то делать и нужно прибегать к хирургическому вмешательству. Часто такое запущенное заболевание доводит до инвалидности. Кстати, раньше обращались на более ранних сроках — когда человек замечал у себя такие признаки, как внезапно появившаяся хромота, болевой синдром во время хождения или движения конечностей. Тогда помогала профилактическая медицина и санаторно-курортное лечение, где прописывали особый рацион — с сырами, овощами и фруктами, где содержится витамин D, укрепляющий кости, и т. д. Важно также следить за весом тела, оптимизировать физические нагрузки, подключить плавание, исключить как переохлаждение организма, так и перегрев: они негативно влияют на состояние суставов. Но самое важное — все-таки ранняя диагностика и срочное обращение к врачу при появлении первых признаков неблагополучия. Тогда можно избежать эндопротезирования.

Сейчас оно у нас есть практически во всех украинских городах, и мы гордимся успехами в этой области, хотя для нашей страны она достаточно молодая. Если в развитых странах эндопротезирование уже практикуется давно, то у нас — от силы 50 лет. Причем активно — только последние несколько десятилетий. На нашей базе работает центр эндопротезирования. И здесь, к сожалению, есть проблемы. Если в год можем проводить около 50 тысяч операций, то реально проводим лишь 7—8 тысяч. Причина простая: эндопротезирование очень дорогое, особенно шейки бедра, поэтому многие пациенты, которым показана операция и которых она бы на третий день поставила на ноги, не могут себе ее позволить. В итоге порядка 20% пожилых погибают не от самих переломов, а от последствий: им приходится лежать, так как боль не проходит, а зажить само по себе такое увечье не может, у многих появляются пролежни, нагноения и т. д.

— А сколько стоит эндопротезирование? Делается ли что-либо, чтобы удешевить протез?

— Эндопротез стоит 3—4 тысячи долларов плюс расходы на антибиотики и профилактику тромбоза. Это зарубежные протезы суставов. При этом нужно понимать, что через 10—15 лет его нужно будет заменить, так как срок его службы к этому времени заканчивается. Чтобы иметь возможность подарить радость движения большему количеству людей, которые в этом нуждаются, наш институт совместно с институтом Патона разработал свой эндопротез. Он вполовину дешевле, и мы стараемся сейчас его внедрить: просим Министерство здравоохранения закупить таких протезов хотя бы какую-то часть от необходимого количества.

— А как обстоят дела с трансплантацией тканей?

— Это наше третье направление. Оно очень сложное, потому что закон очень несовершенен относительно тканевой и клеточной трансплантаций. В его рамках мы лечим болезнь Пертоса, дисплазию тазобедренных суставов, ДЦП, проводим операции по последствиям спинно-мозговой грыжи.

— Проблемы в этой сфере, я так понимаю, прежние?

— Да. Наше больное место — оборудование: 80% — это устаревшее оснащение, которому 25—30 лет. Мы остро нуждаемся в операционных столах, аппаратах рентгена, ортоскопах, эндопротезах, и это только малая часть из необходимого. А вот с кадрами, с гордостью могу сказать, проблем нет.