Досье. В 1965 году актриса закончила Школу-студию МХАТ и почти 30 лет служила в труппе этого театра. В театральной карьере Ирины Мирошниченко несколько десятков ролей. Звездная роль — Аркадина в чеховской "Чайке". В кино с 1967 года. Первой большой ролью будущей Народной артистки России стала разведчица в фильме "Их знали только в лицо". Впоследствии ей довелось играть со всеми крупными режиссерами СССР и завоевать титул "интеллектуальной актрисы". В течение долгого времени Ирина Петровна была музой и любимой женщиной Олега Ефремова. Любит классическую музыку, живопись и литературу. В творческом союзе с Андреем Никольским выпустила несколько музыкальных альбомов и подготовила программу "Коренная москвичка", с которой объездила весь мир.
— Вы прекрасно выглядите на протяжении всей вашей жизни. Как вы считаете, что делает человека красивым?
— Думаю, душа. Прежде всего. Сначала ребенка создает Бог. И ты видишь его детскую красоту. А потом человек создает себя сам. Когда я вижу красивых женщин, хочется не подражать, но быть похожей на них. Вспомнить хотя бы Софи Лорен! Но хочется сказать о наших женщинах, у которых меньше возможностей, чем у Лорен. Их много, тех, кто до конца дней своих проживает этот путь женщины, красивой в любом возрасте. Великая Алла Тарасова выходила на сцену в 78 лет, за неделю до смерти, играла мою маму, а мне тогда было совсем мало, и ни у кого не вызывало сомнений со сцены, что она не бабушка, а мама. Наверное, есть у человека какие-то резервные силы — на краткий миг. Может быть, потом, после спектакля, она и выглядела на все 78. Но есть моменты озарения, в любой профессии, когда человек хочет выглядеть хорошо. Он концентрируется, мобилизуется, он в центре своего яркого дела, любви, какого-то экзамена, когда хочется чего-то достичь. Он летит! Так вот, выходя на сцену, на концертную площадку или готовясь к съемке, когда за дубль нужно сыграть всю квинтэссенцию роли, актер мобилизуется, концентрируется и выдает все самое лучшее, что в нем есть. В этом профессия.
— Ваши песни наверняка имеют свои интересные истории...
— Каждая — свою. Скажем, когда в первый раз я спела "Ах, как жаль" на французском языке. Мы придумали перевести ее на французский язык: там была одна фраза по-французски, и вот мы ухватились за мое знание языка и такую возможность. И родилась совсем по-другому звучащая песня "C’est dommage". С французским прононсом, интонацией. Как-то она зажила своей жизнью. И сразу мне предложили несколько лирических песен этого же направления. А тут надо было ехать в казачий район, на Дон с сольным концертом. А у моего друга, композитора Андрея Никольского есть целый цикл казачьих песен. Я стала просить у него хотя бы одну. Он говорит, не получится у тебя, у тебя совсем другой имидж. Я говорю, ну, дай попробовать. Упросила. Записала. И проехала по всем казачьим местам. И вот мы приезжаем в какой-то город, нас на перроне встречают казачьим хором. На перроне, на улице. Утром. Поет хор. И надо чем-то ответить. И руководители группы смотрят: ну чем? И вдруг я выхожу и пою казачью песню Никольского! "А капелла". Без всяких микрофонов, громко. Как закричу! И что Вы думаете? Мне так понравилось, что потом я это стала делать в каждом городе, куда мы приезжали!
— Ровно ли у вас складываются отношения с коллегами по театру, кино?
— Я вообще стараюсь быть со всеми людьми в очень добрых и доброжелательных отношениях. Мне кажется, я не создаю враждебных ситуаций. Стараюсь, по крайней мере. Я в принципе очень мирный человек по генетически заложенным во мне силам, характеру. Ирина — это древнегреческое "мир". Фамилия — Мирошниченко. Может быть, поэтому люблю со всеми быть в мире.
— У Мишеля Монтеня есть притча. Одному человеку его товарищ пишет: "Я тебе желаю, чтобы ты как можно дольше строил свой дом". Тот удивился — наоборот, побыстрее бы. А товарищ говорит: "Когда ты его построишь, у тебя исчезнет цель. Она будет уже позади, и в тебе появится пустота".
— Да. Когда еще есть возможность что-то придумать, доделать, украсить, есть возможность выбора и взгляда вперед. А как только это уже сделано – все! Это уже воспоминание. Это всегда очень грустно.
— Каковы для вас идеальные условия для творчества?
— Аврал! Состояние аврала, экстремальные ситуации. Когда далеко и медленно — не могу. Некоторые работают исподволь, свободно, спокойно. Все по плану, каждый день: сегодня это сделаю, завтра — то. У меня так не получается! Когда понимаю, что вот уже близко, –— мобилизуюсь. Я могу делать параллельно несколько дел: туда – звонки, здесь — репетиция, там — запись, я горю, у меня все движется параллельно! Для меня это самое что ни на есть благоприятное!
— Как вы думаете, характер человека поддается изменению?
— Нет, его практически невозможно менять. Какой заложен, такой уж и есть. Конечно, можно развиваться, обновляться, учитывать ошибки, менять привычки, но в принципе заложенный характер трудно менять. Можно его скорректировать — это я точно знаю, можно наложить какие-то табу, если ты только поймешь, что это необходимо. Такой степени запрета вполне можно добиться. Такие перемены в людях я видела.
— Вы полагаетесь на интуицию?
— Да, часто. А вот когда я ей изменяю, чувствую, что надо делать так, и не делаю, — каждый раз это ошибка.
— А как же тогда разум?
— Наверное, все это взаимосвязано. Ты же не просто чувствуешь кожей. Вероятно, твой разум подсказывает обстоятельства, которые соединяются в какой-то точке. Я не научный человек и не могу это формулировать. По очень многим вопросам я мгновенно знаю, чувствую, что это та самая ситуация, которой надо было бы избежать, а я в нее иду. И обязательно получаю по затылку.
— А на что хватает времени, кроме актерского дела?
— На себя. Или так: сначала на близких, потом на себя. На друзей. Для себя что-то открывать, видеть, создавать. Сделать что-то в своем доме, повозиться, чтобы там было красиво. Что-то прочитать, послушать, куда-то сходить что-то посмотреть.
— Есть ли у вас жизненное кредо, девиз?
— Трудно сказать. Я не подгоняю себя девизами, потому что давно уже знаю: никто за меня ничего не сделает. Я все должна делать сама! И вот эта все время подгоняющая изнутри формула существует. И когда мне лень, неохота что-то делать, когда я понадеюсь, что сделает кто-то, это все бывает плохо. Я все должна проверить сама! Так же, как Вы принесете мне этот материал, я буду сидеть и править, потому что хочу, чтобы это вышло моим текстом, моим языком. Удивительно, почему многие люди сейчас этого не понимают, обижаются, идет молва, что я плохо работаю с прессой, что я очень строгая... Не знаю, как это объяснить. Есть такое понятие — культура. Культура взаимоотношений, языка.
— Это элементарная этика, по-моему.
— Правильно. Один и тот же вопрос задают многим людям и, посмотрите, как по-разному они отвечают. В этом их индивидуальность! Если ты будешь сам задавать и сам отвечать своим языком или сленгом, к которому сегодня привык, что же можно будет прочитать? Будешь брать каждый номер и всегда слышать и читать один и тот же язык журналиста. А фамилии там будут уже другие. В этом отношение человека к делу, к профессии. Сейчас, когда публикуют интервью, все понимают, что это, конечно же, реклама, это возможность выйти с разговором к зрителям, возможность информации, которую можешь рассказать и привлечь внимание читателя к событию. Это все так, но при всем том надо же все-таки "соблюсти" человека, с которым разговариваешь!
Андрей Кравченко