/ Фото: Александр Яремчук
— Алексей, меньше чем через год у вас будет юбилей. Вы уже морально готовы к цифре 60?
— Честно говоря, я уже много лет жду пенсии. И очень хочу, чтобы у меня наконец-то было что-то жалкое, но стабильное, и чтобы оно поступало мне на карточку раз в месяц. А вообще ваш вопрос о возрасте очень непростой. Я не знаю, откуда у моих коллег-сверстников еще остается желание по подмосткам прыгать — у меня этого желания уже нет. Ресурсы как-то поисчерпались. К тому же в последние годы в день спектакля я всегда просыпаюсь с плохим настроением, разбитым. Ночью накануне плохо сплю, потому что мое подсознание выбрасывает сцены, где я сыграл как-то не так. В общем, даже изготовители десертов иной раз наедаются сладким, и им хочется какой-нибудь соленой дряни. То же самое и у меня — я уже так наигрался, что мне, в принципе, уже ничего не хочется. Тем более когда понимаешь, что ты столько лет на сцене, а вершин так и не достиг. С каждым новым годом, новым театральным сезоном убеждаешься, что ни черта не научился собственной профессии. Это все во-первых. А во-вторых, задаешься вопросом: "А хватит ли мне вообще сегодня сил на спектакль и где мне их, если что, взять?". На эти все вопросы не найдешь ответов даже в аптеке, где можно накупить много продвинутых средств.
— А если представить ситуацию, не дай Бог, конечно, что все театры в нашей стране и все кинопроизодство остановится, чем вы будете заниматься?
— А чем я должен заниматься? Я — уже почти пенсионер, который мечтает, что когда-нибудь все украинские пенсионеры смогут позволить себе путешествовать, как это делают европейские граждане. И надеюсь, что когда-нибудь такое время наступит — по крайней мере, я в это верю. Я хочу наконец-то увидеть мир и за все платить из своей пенсии. А чего я должен снова пахать?
— В свое время вы окончили эстрадно-цирковое училище в Москве. Был ли шанс остаться работать в этом городе?
— Конечно, был. Почему не остался? Во-первых, на тот момент я был убежден, что жизнь длинна и что я всегда успею вернуться. После училища мне предложили хороший вариант — поехать в Сибирь, на Дальний Восток, где я никогда не был. Да еще и получать там за свою работу приличные деньги. И это уже в 24 года! Ведь, в отличие от театрального, эстрадный артист имеет ставку, а не сидит на окладе. Вот выступил с номером в три минуты и получил свои 11 рублей 50 копеек как начинающий. Если умножить эту цифру на 30 концертов в месяц, то получишь такую зарплату, каких не было во всем Советском Союзе. Разве что у членов политбюро. Но, даже несмотря на большие деньги, я, пока ездил с этими концертами, катастрофически устал и захотел остепениться.
— А что это были за концерты?
— По своему основному образованию я — артист цирка и эстрады разговорного жанра. А поскольку я был приглашен на работу в новосибирский цирк, то автоматом стал конферансье. По цирковому это звучит — шпрехшталмейстер. Кроме того, я имел свои эстрадные миниатюры, также меня иногда привлекали в качестве клоуна. После нескольких лет жизни на Дальнем Востоке я вернулся в родные Сумы, причем совершенно случайно. Прилетел поздравить маму с днем рождения, царство ей небесное, а по дороге из аэропорта, в троллейбусе, неожиданно встретил главного режиссера Сумского театра. Он ко мне сразу: "А давайте вы к нам в театр! Вы нам нужны!". Артисту, как и кошке, доброе слово приятно — естественно, предложение мне польстило. После чего я позвонил на Дальний Восток и сказал, что не вернусь.
— Как я понимаю, на тот момент вы уже были женаты. Семья осталась там?
— Нет, к тому времени мы уже развелись с первой женой. А когда я вернулся в Сумы, то снова женился, у нас родился сын.
— Это правда, что вы уже много лет не виделись с ним?
— Когда мы расстались со второй женой, сыну было три года. Получается, мы не виделись около 30 лет. Я тогда уехал работать в Закарпатский драмтеатр в Ужгороде, а мать моего сына — в другой город. Честно говоря, я не очень люблю все это вспоминать. Тем более ну кому может быть интересно, что, расставаясь со мной, моя жена пообещала мне, что больше своего сына я никогда не увижу? Позже мне донесли, поскольку в театральном мире все друг друга знают, что в первый класс мой сын пошел не под моей фамилией. В принципе по закону за это можно наказать. Но я подумал, что если начну тяжбу по этому поводу, то, в первую очередь, пострадает именно ребенок. А еще спустя несколько лет мне рассказали, что сын случайно нашел свое свидетельство о рождении, от которого пришел в недоумение. По документам он — Вертинский, а в реальности — нет. Думаю, бывшая ему еще о чем-то наврала, но о чем именно — не знаю, очевидцев не было.
— В Молодом театре вы работаете более 18 лет. Помните первые ощущения после переезда в столицу?
— Поскольку до этого я был несколько раз изгнан из провинциальных театров, то первые два года в Киеве очень боялся повторения этой ситуации. Опасался, что какая-нибудь падла, которой я стану неугоден, вынудит меня и отсюда забрать манатки. Изо дня в день я жил с ощущением, что, не дай Боже, это произойдет сегодня. К тому же времена тогда жуткие были, конец 1990-х, когда в театрах зарплаты не платили. Слава Богу, находились друзья, которые помогали финансово и обеспечивали всем необходимым. Но тем не менее я всегда продолжал рыть землю носом, чтобы оставаться на плаву.
А вообще, если откровенно, то в детстве мои мечты ограничивались исключительно Сумским театром. Поскольку я родился в этом городе, то хотел быть артистом только в местном театре. Меня совершенно не привлекали мегаполисы, но видите, как сложилась жизнь.
— А какие профессии в жизни вам пришлось перепробовать?
— В принципе, я умею все. Еще будучи студентом, я дежурил сутки через трое ночным санитаром в детской Филатовской больнице на Садовом Кольце в Москве. Там меня научили всему — и уколы делать, и с трупами обращаться. Одним словом — всему, что должен уметь делать настоящий медбрат. Кстати, благодаря этой подработке я всегда имел возможность купить джинсы у фарцовщиков.
— То есть любовь к яркой одежде у вас с этих времен?
— Нет, эта моя любовь родилась еще в детстве. Когда живешь в семье, где четверо детей, и ты — самый маленький, то чаще всего приходится донашивать после кого-то. Возможно, именно любовь к одежде меня и подтолкнула к выбору актерской профессии. Как меня воспринимали окружающие, мне было совершенно все равно. Тем более какого фига, скажите, я буду ходить во всем черном или сером, если мне это не нравится?
— А где вы покупаете себе одежду сегодня?
— В обычные магазины я не хожу, поскольку в этом нет никакого смысла. Ведь в большинстве мужских бутиков считают, что их коллекции должны напоминать ритуальную одежду — сплошные черные пиджачки, черные штанишки и тому подобное. Без сомнения, я знаю, что это стройнит, что это цвет элиты, но также я знаю, что в этом цвете уместно быть на похоронах. А я не хочу идти по жизни с ощущением, что у меня вчера опять кто-то скончался. Мне безумно нравится многоцветие, я от этого балдею. Слава Богу, что есть магазины с яркой одеждой. За много лет, когда я позволяю себе надевать то, что действительно нравится, я привык к недоумению и осуждению в глазах людей.
— А как относитесь к собственной узнаваемости?
— Все общественные места я проскакиваю на большой скорости. Однажды был смешной случай. У меня как-то была красивенная небесно-голубая дубленка на обалденно зеленом меху и еще сапоги на полуплатформе мандаринового цвета. И вот я, весь такой при параде, иду в театр на вечерний спектакль, а мне навстречу — двое дворников, долбящих лед. Так они, увидев меня, даже железяки покидали со словами: "Е... твою мать, ты глянь на этого чудика!". Боже, как я смеялся от такой непосредственности!
— Всегда мечтала узнать: обладателем лысины вы стали по своей воле или была другая причина?
— За свою лысину я благодарен актеру и режиссеру Виктору Андриенко. В свое время для одного проекта ему понадобилась лысая голова — причем даже не лицо, а только затылок. Витя позвонил мне и сказал, что ему нужен мой череп (улыбается). За то, чтобы я снялся лысым, мне предложили гривен 50 — на те времена эта была сумма неплохая, а деньги нужны были кровь из носу. Правда, я очень боялся, что моему решению стать лысым не обрадуются в театре, но неожиданно меня все приняли таким. А вообще знаете — это так удобно! Утром проснулся, голову напенил, пару движений — и ты уже готов. Если бы я сейчас не брился, думаю, еще можно было бы что-то сварганить из моих волос, но уже не стоит (смеется).
— Одна из первых ваших киноработ — фильм "Восток—Запад", где вашими партнерами были Сергей Бодров и Олег Меньшиков. Что запомнилось больше всего?
— Время на съемках всегда ограничено, и особо сдружиться с Сергеем и Олегом нам не удалось. Но поскольку картину снимали во французско-российском варианте и режиссером был француз, а я на иностранном ни бум-бум, Бодров мне переводил все, что просил сделать режиссер. Была такая замечательная интернациональная группа, и только мы с Таней Догилевой сидели и не понимали, о чем все говорят (смеется). Стыдно было безумно, но тем не менее все сложилось, и фильм получился хороший.
— Просмотрев вашу фильмографию, я, увы, не нашла ярких главных ролей в картинах. Не поверю, что вам их не предлагали за всю вашу более чем 15-летнюю кинокарьеру!
— Никогда! Да, у меня действительно нет больших ролей, но я никогда и не рассчитывал на них, не мечтал о большой кинобиографии. Клянусь! Меня вполне устраивало, что я играю главные роли в театре, и радовался, когда мне предлагали эпизодики в кино. В моей ситуации нужно быть полным идиотом, чтобы рассчитывать на главную роль в кино.
— Не могу не спросить о нынешней ситуации в стране. Как думаете, когда закончится война?
— Я не сомневаюсь в том, что все закончится тем, что мы одолеем всех и вся. И я не думаю, что это продлится долго — уж больно мы хотим, чтобы вся нечисть в Украине исчезла. А тем, кто все это заварил, по заднице мешалкой точно надают. Более того, я уверен, что они очень плохо кончат. Но то, что в стране лишились жизней сотни и сотни ребят, больно и ужасно.
— Не так давно вы впервые стали дедушкой. Как вам в новом статусе?
— Только после рождения Софочки я понял, что деду лучше быть немного помоложе (смеется). К сожалению, кроме времени, мне не хватает еще банальной энергии, чтобы круглосуточно быть включенным в воспитание малышки.
— Хотела спросить про вашу покойную ныне супругу...
— Все случилось внезапно, хотя мы и знали с Ксюшей (дочь артиста. — Авт.), что у Танюши неизлечимый диагноз (у жены Вертинского был боковой амиотрофический склероз — медленно прогрессирующее неизлечимое заболевание центральной нервной системы, при котором наступает паралич и атрофируются мышцы. От такого же недуга больше 50 лет страдает известный физик Стивен Хокинг. — Авт.). Что мы только ни предпринимали, скольким "волшебникам" заплатили! Вместо прогнозируемых нам трех-пяти лет мы прожили с этим диагнозом шесть. Естественно, были моменты отчаяния, но надежда нас до последней минуты не покидала.
— Простите за вопрос, но сейчас вы готовы еще раз завести отношения?
— Я уже не верю в отношения, во вторую-третью молодость. Тем более я не настолько наивен, чтобы предполагать, что однажды передо мной явится существо, которое будет с полуслова понимать меня, а я — его. Нуждаюсь ли сейчас в таком человеке? Наверное, да. Но я не могу сам себя обманывать, ведь понимаю, что для любых хороших отношений необходимы усилия. А на все это у меня нет ни времени, ни сил, и самое главное, нет веры. Я, знаете ли, с неудомением смотрю на всех этих "старперов", которые вдруг берут и по молоденьким ударяют. Естественно, это дело сугубо личное, но я себя к этому списку не отношу.
— Мысли о суициде вас никогда не посещали?
— Наверное, только по молодости. На тот момент я зашел в тупик, поскольку возлагал большие надежды на свою профессию, а в театре ставили такую ерунду, что ни названий, ни авторов сейчас даже не вспомню. А тут вдобавок ко всему мне дали на одну ночь прочитать "Архипелаг ГУЛАГ", после которого я прозрел и у меня немного поехала крыша.
— В свое время алкоголь был полноценной частью вашей жизни. Как сейчас?
— Сейчас я не пью. Во-первых, в этом уже нет никакого смысла. А во-вторых, я в свое время уже был настолько разрушен алкоголем, что понимаю: если начну снова, то опять будут помойка, сопли, хрюкание. Я ж чего начал пить? От отчаяния, от обиды, от безработицы. А спасти меня смогли как раз Танечка и Ксюшечка, и именно благодаря им я осознал все, что натворил с собой. После этого я очень долго не прикасался к алкоголю вообще. Но когда Таня была совсем тяжелая, и я понял, что сам не выгребу, задумался о каком-нибудь допинге. Начал пить красное вино в надежде, что оно мне поможет. После чего у меня возникла проблема с давлением, и я понял, что это ничем не лучше того, что я пил раньше. Я снова отказался, и больше уже не пытаюсь.