Салтыкову — 55. «Когда будет 85, это можно назвать старостью»
— Виктор, если бы официальная биография не выдала ваш паспортный возраст, никто бы не догадался, что вам 55 лет. Вы уже свыклись с цифрой?
— В 50 лет у меня был переходной возраст, а 55-летие стало новым витком после переходного (смеется). А если серьезно, не ощущаю себя на эти годы. Иногда кажется, что я еще ребенок. Хотя было время, когда и в 35 считал себя старым. А сейчас думаю: когда будет 85 лет, вот это можно будет назвать старостью, а пока моему сыну Святославу четыре года, дочке Ане — 17 лет, я — молодой. Мне еще их надо поставить на ноги. И много планов музыкальных.
— Вы часто злоупотребляли спиртным, "брали на грудь" даже перед концертом. А в день рождения бокал за себя поднимали?
— Поднимал, но только пригубил. Меня все друзья спрашивают: "Витя, ты зашился? Препараты какие-то принимаешь?". А я просто потерял к этому интерес. Жить осталось не так много, хочется восполнить все то, что было потеряно за годы моего бездушного безделья. Конечно, я могу до сих пор покуражиться. Но не так, как в молодости. То, что когда-то мне казалось нормальным, сегодня кажется полным безумием. Думаешь: Боже мой, сколько же глупостей было наделано! Раньше, выпивая любой алкогольный напиток, считал себя героем, а сегодня, прежде чем выпить, несколько раз подумаю, чем это все может закончиться. И героизма в этом уже не вижу — не перед кем бравировать. Ты понимаешь, что это все пустое — и самому жалко тратить на это время.
— Хиты, за которые вас полюбил народ, вы называли могильной плитой — куда бы вы ни приезжали, все хотят слушать старого Виктора Салтыкова: "Островок", "Кони в яблоках". Вас это не раздражает?
— А это неизбежно. Когда я ходил в Америке на концерты Стинга и Пола Маккартни, убедился, что, при всем их величии, они все равно поют свои старые хиты. Многие сегодняшние молодые люди знают Тимати, но не знают Маккартни. Моя фамилия еще срабатывает. И все же когда я в свои 55 лет пою "Кони в яблоках" и скачу по сцене — меня это раздражает. Но я себя успокаиваю тем, что народ ностальгирует по тому времени. Поколение 80-х сейчас активное. Почему меня еще приглашают на концерты? Да потому, что в те времена этим людям было по 17—18 лет. А сегодня им под 40 лет. Заявки на корпоративы поступают именно от них. За счет этого и живу сегодня. Когда приезжаю на такие концерты, эти ребята ко мне подходят и говорят: "Виктор, я под ваши песни с девушкой целовался. Мы зажигали, танцевали...".
— А это правда, что вы пользовались особой популярностью в среде криминальных
авторитетов?
— Да. Это было в 90-е годы, когда люди вокруг мочили друг друга. Я тоже попал в криминальный круг. Как-то меня пригласили на свадьбу, там было много гостей, но все они имели связь с преступным миром. Когда я туда попал, то думал: "Выступлю — и все". Но тут возникли стычки. Эти ребята начали в грязной форме приставать к моей костюмерше, я за нее заступился. В итоге дошло до драки. Меня начали обливать водкой... У меня жена тогда только родила. И я жутко испугался. Уже стал размышлять, как будет жить моя семья, если меня вдруг убьют. С ужасом сейчас вспоминаю эти события, хорошо, что все закончилось, и мы остались живы. Сейчас, если попадаю в такие ситуации, то стараюсь уже не расслабляться. А тогда все казались мне хорошими, я не ждал подвохов, неожиданных поступков, а оказалось, что люди ведут себя хуже зверей.
— В период вашей молодости артисты, как и сейчас, не брезговали фонограммой. Как получилось, что вас подсадил на это покойный Александр Барыкин?
— Да, было дело. Он как-то зашел к нам в гримерку после концерта и говорит: "Ребята, зачем вы паритесь. У вас столько концертов, запишите концерт на бобину и отправляйтесь на гастроли". Мы так и сделали. Да и невозможно было чисто физически живьем пропеть четыре-пять концертов в день. Мы приезжали в город, проигрывали концерт онлайн, потом записывали его на бобину в том виде, в каком он был, не останавливая пленку. Благодаря этому у людей складывалось ощущение живой работы. Помню, у нас было такое условное название. Мальчик, который включал фонограмму, был похож на Толю Клюквина из детского мультфильма. И композитор Саша Назаров, давая указания на следующий концерт говорил: "Сегодня работаем "под Клюквина" (смеется). Слово "фонограмма" произносить вслух запрещали, а это наше кодовое слово весь коллектив понимал сразу.
— Виктор, все девушки в СССР мечтали выйти за вас замуж. Вы помните, что они вам писали?
— Еще как помню! Моя питерская квартира вся была завалена письмами. Приходило их столько, что когда в квартире это добро не помещалось, я отправлял все в чулан. Причем первое время я старался все письма читать. В основном были банальные признания в любви. Или исповеди, я их откладывал. А про себя думал: сколько книжных романов можно было написать. Кстати, писали, как правило, очень красивые девушки. От парней тоже приходили послания, но реже. Девушкам я старался отвечать. Но когда начался шквал писем — роль отвечающего я отдал нашему музыканту. Он отписывался короткими фразами: "спасибо" или "очень хорошее письмо". А так, чего греха таить, в юношеские периоды и девчонки в номера забирались. Это такой молодежный кураж. Без приключений музыканту неинтересно. Девушки сами предлагали мне правила игры. Может быть, если бы предлагали что-то другое, мы бы книжки читали, а так они говорили: "Давай затусим". И я себя в те годы от соблазнов не удерживал. В такие моменты тебя посещает мысль, что живешь один раз — и больше ты этого человека не увидишь, и как же ты можешь это пропустить. Но у меня не было какого-то спортивного интереса. Я периодически в кого-то влюблялся. У меня были и короткие, и сложные длительные романы.