Сергей Бугаев. Фото: М. Львовски
НАЧАЛО: Сергей "Африка" Бугаев: "Соловьев хотел, чтобы у нас с Таней Друбич была любовь"
"Виктор Цой такой герой, который не мог погибнуть случайно!"
Продолжение
— Отдельной страницей твоей истории становится политика. Как ты оказался в числе доверенных лиц Президента Путина?
— Во-первых, на тот момент я стал доверенным лицом не президента, а кандидата в президенты, и этот статус остался у меня и после избрания Путина. А во-вторых, это не секрет, что я политикой занимаюсь давно — еще в середине 90-х, будучи тотальным подпольщиком, уже бывал в составе делегации Госдумы на различных мероприятиях. Однажды даже я пригласил Виктора Пелевина, которого в принципе трудно представить участвующим в какой-то общественной жизни, на заседание российско-итальянской комиссии по борьбе с психотропными веществами. Мы там были не в качестве экспертов, а как гости, благодаря Юрию Петровичу Щекочихину.
Я ведь в качестве помощника депутата работал с ним почти 8 лет. Он, зная спектр моих интересов в области психиатрии — а это моя среда, в которой я растворен и сейчас, пригласил меня и я очень ценю этот опыт. Щекочихин был одним из создателей "Новой газеты", которая при нем представляла собой невероятную информационную мощь, за что его и убили. Мы первыми начали описывать, что нет никакой разницы между организованной преступностью и коррупцией в высших эшелонах власти, что это единая система с одними и теми же участниками. Это я говорю к тому, что принимая предложение Администрации Путина, у меня было четкое понимание того, что происходит в России. До этого, кстати, я уже был лично знаком с Владимиром Владимировичем Путиным.
— И при каких обстоятельствах состоялось ваше знакомство?
— На крупнейшей выставке русского искусства, которая проходила в 2005 году — в нью-йоркском музее Гуггенхайма. Там было представлено все — от древних икон до современного авангарда. И ее открытие было приурочено к приезду Президента РФ на торжества, по случаю 60-летия ООН. А я там был самым молодым участником, мои произведения висели в самом конце экспозиции, и так получилось, что мы вместе с Путиным прошли ее от начала до конца — это длилось минут сорок.
Но, я честно говоря, не использовал этот ресурс ни при каких обстоятельствах, как и в случае с Щекочихиным, будучи помощником депутата Госдумы. Я посетил несколько мероприятий, которые провел Путин со своими доверенными лицами, где он рассказывал свою концепцию и свое видение развития государства, и очень многие вещи мне близки в понимании.
И в этих ситуациях я всегда сохраняю трезвый подход, да и как не сохранять, когда мы сидим на встрече с Путиным, и вдруг встает Илья Глазунов и говорит: "Владимир Владимирович, запретите, пожалуйста, авангард, нам его не надо". И я понимаю, что он апеллирует к таким как я, которые "рисовать не умеют, а лезут со своей мазней". А Путин в этот момент в полуметре и мне хочется сказать: "Можно я отвечу за вас уважаемому художнику, к которому отношусь с уважением". Но я этого не делаю, потому что это долгий разговор и мы либо друг друга понимаем, либо все это приведет к катастрофическим последствиям.
— В середине 90-х писатель Виктор Пелевин был для тебя в зоне доступа. А как сейчас?
— Обыкновенно, я могу ему позвонить в любой момент. Но дело не в этом же — он для меня человек очень интересный, исповедующий буддизм. Пелевин уделяет много внимания взаимодействию с буддийской общиной в Корее, в частности, и если не ошибаюсь, его штаб-квартира там находится. У нас был общий друг, художник Саша Холоденко, который нас познакомил в свое время — он раньше оформлял книги Пелевина. К сожалению, Саша умер. И у нас был период очень активного общения, когда мы хотели снять фильм по его книге "Generation П". Но у нас проект потом украли шарлатаны и сняли какой-то идиотский пасквиль.
А начинался этот процесс очень интересно. У нас появились деньги и наш гипотетический спонсор даже выделил нам свой самолет, который раньше принадлежал Нэнси Рейган — жене американского президента Рональда Рейгана. И у нас были очень интересные поездки в Китай по Даосским монастырям, которые вылились в одно из художественных произведений Пелевина. Мы какое—то время жили в отдаленных монастырях — медитировали, общались. Для меня самым интересным в этом проекте было участие самого Пелевина — творческого, мыслящего, радикального в подходах к кино человека. Он уже начал работу над сценарием, но мы совершили ряд ошибок, подумав, что привлекая неких партнеров мы лучше осуществим этот проект. И люди нас просто кинули. А сейчас я чуть изменил траекторию своего движения, стало меньше времени и мы в последние пару лет не виделись.
— Ты намерен и дальше проявлять себя в политике?
— Да, я буду сейчас наращивать потенциал, потому что, к сожалению, занятие искусством в России, да и здесь в Украине, практически лишены смысла. Есть иллюзия, что вот сейчас наши капиталисты привнесут в развитие нашего культурного пространства некие новые волны, как это происходит на Западе. К сожалению, все не так. Киевляне же поначалу обрадовались Пинчуку, но потом все увидели, что он везет какую-то "шнягу" с Запада за большие деньги и собственно создает там себе репутацию, а на Украину это никак не влияет.
— Кстати, мало кто знает, что именно ты сейчас Председатель Земного шара — преемник звания, которое учредил Велимир Хлебников. Это тебя к чему то обязывает?
— Только к адекватности и оригинальности мышления, открытости и желанию участвовать в культурных процессах. Но мало кто верит в такого рода должность и она мало кого интересует. Это приоритет небольшой группы лиц, которые понимают, что это такое. Должность появилась в рамках такого загадочного процесса как русский авангард. И я был связан с Марией Михайловной Синяковой-Уреченой, в которую был влюблен Хлебников и которая тоже была одним из председателей. От нее ко мне перешли рукописные документы, написанные Хлебниковым. И в данном случае очень важна преемственность.
— А мысль, что везде и постоянно нужно соответствовать этому званию, быть или казаться оригинальным, не тяготит?
— Если ты хочешь меня подвести к тому что — надеваю ли я галстук, когда иду в Кремль, то в принципе, надеваю, потом что там так принято. Но при этом я остаюсь собой, также как я им оставался и 25 лет назад, когда меня Лауреат Госпремии СССР пригласил из подполья сниматься в фильме "Асса".
Здесь главное — сохранять здоровый рассудок и понимать всю степень ответственности, в том числе и перед теми людьми, флаг которых мы несем. В моем случае, я обязательно продолжаю конкретное дело, которое мы начинали с композитором Сергеем Курехиным и художником Тимуром Новиковым в рамках и за рамками проекта "Поп-механика" и которое сейчас заканчивается толстыми книгами. Это огромный пласт культуры, который еще только ждет своих исследователей.
И возвращаясь к ключевым встречам в моей жизни, которые повлияли на мою судьбу, должен обязательно упомянуть своевременное знакомство с Борисом Гребенщиковым — я ведь приехал в Ленинград из провинциального Новороссийска, когда мне было 15 лет. БГ открыл мне доступ к книгам, которые тогда сложно было найти в библиотеках. Я читал много дореволюционной литературы и всякая тема для меня была откровением и открытием. С его же легкого слова меня все стали называть Африкой. Но это уже другая история.
А еще важнейшей для меня была встреча с американским композитором и философом Джоном Кейджем, который стал впоследствии моим учителем и повлиял на мою судьбу на загадочной территории Соединенных Штатов Америки, где я много и часто участвую в выставках, симпозиумах, семинарах, связанных с современным искусством.