Правнук Федора Достоевского: "Бюст прадеда спас жизнь моему отцу"

— Дмитрий Андреевич, вокруг жизни Федора Михайловича и сейчас существует много мифов. Вы единственный на сегодняшний день прямой по отцовской линии потомок Достоевского. В каком возрасте вы узнали о таком почетном родстве?

— Я уже и не помню, когда мама раскрыла мне эту страшную тайну. Но никакого культа в семье у нас не было. Мое детство пришлось на период, когда Достоевского считали контрреволюционным писателем. Хорошо помню, что в моем классе на стене висели портреты всех известных писателей. Всех, кроме Достоевского. Для себя я открыл Федора Михайловича в 20 лет. Первым произведением, которое я прочитал, было "Преступление и наказание", как наиболее известное. Я тогда с ним мысленно боролся, не соглашался. Потом ушел в армию, а когда вернулся, надо было семью заводить, на работу устраиваться. Но потом я снова его открыл и читал уже по-другому.  

— А личных вещей Достоевского у вас не осталось?

— Нет. В 30-х годах у отца принудительно все отобрали. Но как-то, перебирая письма, которые папа писал маме (а он прошел всю войну), я наткнулся на послание, в котором он говорил ей: "Не пугайся, я пишу тебе из госпиталя, осколок снаряда, который предназначался мне, попал в маленький бюстик Достоевского. У меня на спине только гематома". Дело в том, что отец все время носил в мешке этот бюст, он для него был как ангел-хранитель. Это, конечно, можно отнести к мистике. Но, возможно, так дед спас жизнь своему внуку.

— С интересом обнаружила, что за свою богатую жизнь вы сменили более 20 профессий. Среди самых неожиданных: вожатый, водитель трамвая... Как вы дошли до жизни такой?

— О, долго рассказывать… Когда я создавал свою семью, то въехал жить в так называемый трамвайный дом, где жили водители трамваев. Соседи всегда удивлялись: "Почему ты не бываешь в нашем трамвайном парке?". На тот момент с прошлой работой я уже завязал и решил, почему бы не пойти в водители. Выучился, получил права. С небольшим перерывом я проработал там восемь лет. Стал водителем-учителем. У меня были свои ученики… Но так случилось, что в один прекрасный день у меня пропали тормоза на двух вагонах, которыми я управлял. Слава Богу, все закончилось с минимальными последствиями, но я так испугался, что эти тормоза могут отказать снова, что мне уже не хотелось этим заниматься. И я ушел. А вообще у меня был принцип, может быть, гены Федора Михайловича сказались, но уже после окончания школы я твердо решил: высшего образования получать не буду — пойду в гущу событий, буду общаться с разными людьми. Так и вышло. До сих пор общаюсь с рабочими, интеллектуалами, и чувствую себя на уровне.

— И кем вы сегодня трудитесь?

— Пенсионером (смеется). Но это чисто формально. Расскажу вам недавний случай. У меня большая семья и нужно было ремонтировать квартиру. А денег на это в семье не было. А строитель, узнав, что я потомок Достоевского, сказал, что сделает ремонт в долг. В свою очередь я, как честный человек, сказал, что этот долг отработаю. И вот прошлое и нынешнее лето я возил дачников, а заработанное отдавал строителю. Так что без работы не сижу. Быть просто пенсионером сегодня — дорога к смерти. Моя тетка по маминой линии (она была филологом и выпустила свою книжку) прожила 102 года. Всю жизнь она работала, и когда на 100-летний юбилей у нее спросили, в чем секрет ее долголетия, она ответила: "Моя книжка устарела, пора писать новую". Этот пример и мне помогает жить.

— А с Музеем Достоевского в Петербурге вы не сотрудничаете? 

— Я стал сотрудничать с Музеем  с 1971 года, после того, как умер мой отец. Но в последнее время мы, увы, разошлись во мнениях с руководством. Но я сохраняю за собой договорную должность консультанта. Это договорные отношения с не очень большой зарплатой. Еще не часто, но, бывает, вожу экскурсии по местам из книги "Преступление и наказание" для иностранцев. Причем все добровольно: они сами решают, сколько мне заплатить. Но при этом у меня есть четкий принцип: если ко мне обращаются преподаватели литературы и просят детей ознакомить с местами из этого романа, я делаю это бесплатно. И если из двадцати пяти школьников пять меня внимательно слушают, я радуюсь.

Кстати, как-то мне позвонили и сообщили, что выпускают собрание сочинений Достоевского, и небольшой процент с этого собрания готовы выплатить семье. Но все закончилось тем, что ко мне прислали какую-то тетку, я поил ее чаем на кухне, она все рассматривала мою обстановку, обнаружила старый холодильник, печь… И для себя, я предполагаю, определила, что я не нищий, могу обойтись и без этой помощи. Потому что больше никаких переговоров со мной на эту тему не вели.

— В Петербурге Достоевский сменил 28 квартир. Все ли дома сохранились?

— Многие уже разрушены. Но с одним связана очень интересная история. Достоевский жил на пару с писателем Дмитрием Григоровичем в доме, который находился на углу Владимирского проспекта. Дом этот дал мощную трещину. Власти давать деньги на ремонт отказались, предложили собирать средства всем миром. А напротив этого здания стоял театр Ленсовета. Его худруком тогда был покойный ныне муж Алисы Фрейндлих, Игорь Владимиров. А до этого произошла очень страшная история. В общем, Владимиров чуть не попал под колеса трамвая. Я тогда еще работал водителем, как вдруг прямо под колеса бежит какой-то седой господин. Я чудом успел затормозить. Оказалось, что это был Владимиров. И вот вскоре после этого я зашел к нему с просьбой: сыграть спектакль, а деньги перечислить на ремонт этого дома. Владимиров стал мягко мне отказывать, мол, актеры — особый народ, они мало получают, их сложно уговорить… И тут я припомнил ему тот случай с трамваем. "Так это были вы? — удивился Владимиров. — Ну, тогда другое дело". Он сразу полез в тумбочку, достал коньяк, мы выпили по рюмочке, и вскоре театр сыграл спектакль в пользу дома Достоевского.

— А правда, что когда-то вы были на грани жизни и смерти и прадед в прямом смысле спас вам жизнь?

— Да. Федор Михайлович дал мне с небес, наверное, испытание, заранее зная, что я это переживу. Это случилось в 80-х. У меня обнаружили опухоль. После операции ко мне пришел врач и прямым текстом сказал, что у меня злокачественная опухоль, рак. Я прошел радиотерапию, химиотерапию… Заведующая отделением дала понять, что не вовремя я заболел, мол, нужно дорогое лекарство, которое закупается в Японии, а список больных, которым тоже оно необходимо, уже собран и отправлен в Москву. Нужно ждать, пока сформируют новый, а сколько, никто сказать не мог. В этот момент в Петербург приезжает переводчик из Японии, который там переводил тексты моего прадеда. А Федора Михайловича в этой стране приняли в пантеон национальных героев. Моя мама к нему обратилась, и он за неделю организовал пересылку этого лекарства из Японии. И когда я принес это лекарство в ординаторскую, врач чуть со стула не упала. Она понимала, как сложно его достать, и какое оно дорогое. И тут я, хотя редко этим пользуюсь, говорю: "Ну, я же Достоевский". Не знаю, как бы дальше все сложилось, если бы не этот переводчик. Кстати, когда я был в Японии, мы поехали в ту фармацевтическую компанию, и я низко им поклонился за то, что они спасли мне жизнь.

— Помощи у местных властей вы не просили?

— Я обращался в Союз писателей. После болезни я не работал, денег в семье очень не хватало. Я поехал в Москву, там мне в темном коридоре дали по тем временам смехотворную сумму — 80 рублей. И когда я оттуда выходил, кто-то взял меня за пуговицу и сказал: "Батенька, а мы ведь за счет вашего прадеда все за границу ездим". Книги Достоевского ведь выпускали, какие-то деньги перечислялись разным организациям, в том числе и Союзу писателей, которое решило сэкономить на потомках. Сейчас в этом плане тоже ничего не поменялось. Как-то во Франции встречался с правнуком Жюля Верна, так он мне сказал, что благодаря тому, что природа наделила его голосом, он может петь оперы в местном театре, этим зарабатывает себе на жизнь. А как потомок он тоже ничего не получает.