Вот она - долгожданная свобода / Фото: Александр Яремчук
Говорят, самое сложное в жизни каждого заключенного — адаптироваться на воле. В день освобождения "Сегодня" встретила отсидевшего 6,5 года Виталия Лавринчука, чтобы увидеть, какими глазами он посмотрит на свободный мир и как тот его примет, и понять, что самое тяжелое в периоде адаптации. О встрече с освобождающимся из мест заключения Виталием в момент его выхода на волю мы договорились заранее. Он согласился, но ждал решения суда — ведь освобождался Виталий условно-досрочно (на сленге — "выходил по УДО"). Руководство черкасской колонии №62 документы подало и рекомендовало Лавринчука к УДО, но окончательно решала Фемида (кстати, такого же решения в колонии ждали еще 8 человек). Суд постановил: все 9 зеков достойны выйти на волю раньше. После этого по закону дается еще неделя для оформления всех документов — и наступает долгожданный день: здравствуй, свобода, после долгих лет неволи! В этот день с утра журналисты "Сегодня" уже были на КП колонии на окраине Черкасс. Нас встретил заместитель начальника колонии по социально-воспитательной работе (короче, по старому, замполит) подполковник Александр Шаленный. Осмотрелись — слева зона, справа — тоже что-то похожее. Что это? Оказалось — подразделение зоны, участок социальной реабилитации, проще говоря, та же зона, но с более мягким режимом (т.н. "поселение"). Отсюда зеков могут направлять работать в городе, конечно, контролируя их. Если нарушил дисциплину или не оказался на рабочем месте — вернут на обычную зону. Как позже оказалось, наш герой Виталий как раз через это прошел…
УБИЛ ЛЮБОВНИКА ЖЕНЫ. После прохождения ряда "шлюзов" и сдачи документов, а также мобилок мы, наконец, заходим в жилое помещение для заключенных. Там и встречаемся с 35-летним Виталием. Он оказывается разговорчивым невысоким крепышом в спортивном костюме (хотя кое-какие моменты из жизни подробно не рассказывает, видно, что это ему неприятно).
"Сам я родом из Крыма, но перед заключением жил под Киевом, — говорит он. — Так получилось, что потом попал сюда на 8 лет по ст. 121, ч. 2 за нанесение тяжких телесных повреждений со смертельным исходом. Жизненная ситуация, такое бывает… Застал дома свою супругу с другим мужчиной. Не хочется вспоминать… Если кратко, я его так избил, что тот скончался прямо дома, в 6 утра… Я не скрывался, вызвали скорую, милицию, меня тут же задержали. Потом суд, который учел, что я был в состоянии стресса, поэтому дали 8, а не 10 лет. Весь срок (вернее, 6,5 года из 8) отбыл тут, работал старшим дневальным, был завхозом в банно-прачечном комбинате, в вечерней школе. А на воле трудился на стройке. Освобождаюсь условно-досрочно, думаю на несколько месяцев задержаться в Черкассах. Дело в том, что в Крыму с моими мамой и сестрой живет мой 8-летний сын, второклассник Дима (с женой я развелся). Я не могу ехать к нему с пустыми руками, надо что-то заработать. Мне в Черкассах пообещал помочь с жильем и работой мой товарищ, который тоже находился здесь, срок свой уже отбыл. Он меня встречает. Несмотря на эту помощь, если честно, есть небольшой мандраж перед выходом на волю: ведь столько лет жил иной жизнью, где за тебя думают другие. Теперь же все проблемы придется решать самому, да еще в чужом городе. Надеюсь, что все будет хорошо…
Кстати, в колонии я чуть не женился. Познакомился случайно. У меня тут есть товарищ из местных, у него была девушка, а у той — подруга, Оксана. И вот когда первая девушка приехала к своему парню на краткосрочное свидание, то взяла с собой эту подругу, специально, чтобы познакомилась со мной. Так и вышло. Таких свиданий было много. Краткосрочное свидание положено каждый месяц, вот она и приезжала. До длительных свиданий дело не дошло… Но все двигалось к свадьбе. Однако не судьба… У моей Оксаны мать живет в Португалии, и три года назад дочь уехала к маме. Так у нас роман и закончился…
ТЮРЬМА В ТЮРЬМЕ. Наш разговор прерывает команда для всех освобождающихся срочно собирать вещи и собраться в определенном месте. Виталий в последний раз застилает свою койку, упаковывает сумку и прощается с друзьями по неволе, а мы пока беседуем с "замполитом" Александром Шаленным. Он рассказывает о зоне и порядках в ней.
"Всего в нашей колонии 1393 заключенных. Сегодня, как вы знаете, 9 человек освобождаются по УДО (для получения такого права у нас надо отбыть в основном 2/3 срока). Все "первоходы", то есть впервые отбывают реальное наказание (условно могут быть ранее осуждены, и не раз). Но статьи серьезные, вплоть до убийства.
Колония большая, есть производства: швейное, деревообрабатывающее. Кроме общей зоны, имеется у нас также арестный дом, куда направляют через суд приговоренных за небольшие преступления на срок от 1 до 6 месяцев (например, за хулиганство). Там камерная система и распорядок — примерно как в СИЗО. Прогулка — 1 час, запрещены передачи, то есть ничего домашнего, все — только на гособеспечении. Есть также участок следственного изолятора (городской СИЗО перегружен, потому часть людей содержат у нас, в основном тех, кто ждет апелляцию или кассацию). А также имеется участок с максимальным уровнем безопасности — там содержатся люди, которым суд определил тюремное заключение за особо тяжкие преступления. В основном это убийцы, у нас на этом участке 50 человек. А для нарушителей есть дисциплинарный изолятор (раньше назывался штрафным, до 15 суток) и помещение камерного типа (ПКТ). Для особо злостных — участок усиленного контроля. В ДИЗО сидят по камерам, в каждой — несколько человек (2—3), прогулка 1 час, курить нельзя, письма писать и получать нельзя. Котел и норма — такие же, как на зоне. Так что разговоры про "только хлеб и воду" — это басни. На ПКТ находятся от 1 до 6 месяцев, там разрешены письма, книги можно читать, курить. Книги по заявке приносят из нашей библиотеки… Но, понятно, основная масса наших подопечных живут в общежитиях, подобных тому, в котором мы сейчас находимся. Кстати, только книгами или самодеятельностью у наших подопечных духовная жизнь не ограничивается. Мы заканчиваем на территории колонии строительство церкви Пресвятой Богородицы (возводим около 6 лет). Каждый заключенный, привлекаемый к стройке храма, получил обязательное благословение священника. Внутри еще идет отделка, но служба батюшкой уже ведется каждую пятницу. В неволе многие обращаются к Богу, просят прощения за грехи, начинают думать о душе…
В НОВУЮ ЖИЗНЬ — С НОВЫМ ПАСПОРТОМ. Тем временем начинается процедура оформления документов освобождающимся. Мы присутствуем в небольшой, наглухо закрытой решетками и металлическими дверями комнатке, где подполковник из управления колонии по одному сверяет с документами данные на пока еще заключенных. Выглядит это так. Зек стоит напротив окошечка, где его личность сверяют с фото, подполковник задает стандартные вопросы. Остальные ждут в соседней комнате. Вот наступает очередь нашего героя. Он докладывает, что судим Васильковским судом Киевской области, статья 121, часть 2, срок 8 лет. Направляется пока в Черкассы, там встанет на учет. Заминка выходит с улицей и домом — забыл… Но, дескать, меня встретят. Подполковник улыбается: "Если бы не знал вас, Лавринчук, лично, отправил бы вспоминать… Ладно, берите вещи и проходите. Следующий!"
Когда эту процедуру проходят все, наступает время окончательного расчета с колонией и неволей — в штабной комнате освобождающимся вручают документы. Виталий расписывается в разных бумагах пару десятков раз. В определенный момент подполковник говорит: "Сейчас вы последний раз ставите подпись как заключенный. Все – отныне вы вольный человек. Но не забывайте про 1 год, 5 месяцев и 25 дней — это не отбытый вами срок. Если на воле совершите за это время преступление, получите новый приговор, а это срок приплюсуют к нему". И, наконец, наступает, кульминационный момент: Виталию вручают новенький паспорт. Оказывается, тут порядок такой. Если осужденный прибывает на зону и в его документах есть паспорт, то он хранится весь срок и выдается при освобождении. Но если паспорта нет (или вообще не было, или утерян в ходе следствия и суда), то, пока человек сидит, собирают документы и готовят ему новое удостоверение личности (этим занимается социально-психологическая служба колонии). Так получилось и у Виталия. Что интересно, в этом новом паспорте заполнены только первые страницы. И нет вообще никакой отметки о судимости — по нынешним законам ставить ее запрещено, дескать, человек за свои ошибки с обществом рассчитался, и напоминать ему и окружающим о судимости негуманно. А в СССР такую отметку ставили…
Дальше все происходит быстро. Получив документы, Виталий просто… выходит по лестнице на улицу. Шесть лет неволи позади! На лице — растерянное выражение, он нервно оглядывается, отыскивая взглядом встречающего. "Волнуюсь, аж руки дрожат, — смущенно улыбаясь, говорит он, вытягивая пляшущие пальцы. — Столько мечтал об этом дне, а наступил — и не верится! Все время кажется, что сейчас надо опять за ту дверь, и все пойдет, как шло целых 6 лет…" Просит телефон позвонить другу, мол, где он там и почему задерживается.
Моя относительно новая "Нокия" производит на Виталия сильное впечатление. "Раньше таких не было, — говорит он, пытаясь "разбудить" смартфон. — Да, много к чему теперь надо привыкать, чтобы дурнем не выглядеть…" Само слово "смартфон" ему непонятно, кивает головой, лишь услыхав, что, по сути, это карманный компьютер. Но, так и не разобравшись, возвращает аппарат (и чуть позже звонит с обычного телефона друга).
В этот момент к нам подлетает высокий парень, стриженый и одетый точно так, как Виталий. Честное слово, сразу не поймешь, кто из них вышел только что, а кто — 10 месяцев назад. Парни крепко обнимаются. Встречающего зовут Сергей. Он отсидел сравнительно немного, чуть больше года, но с Виталием успел сдружиться. Сергей обещал помочь с работой, но сейчас и сам подыскивает себе другую. Кров и стол для друга — это обязательно.
"ЗЕКОВ ТУТ ФОТОГРАФИРОВАТЬ НЕЛЬЗЯ!" Подъезжаем к крупному сетевому торговому центру. Виталий попросил остановиться, ему интересно, как там внутри. "Здесь был химический склад, — отговаривает его Сергей, — не стоит там дышать…" Но Виталий настаивает, и мы заходим. В "супере" глаза у Виталия, что называется, разбежались и округлились. Он с изумлением оглядел рыбный ряд ("Корюшка вяленая больше 200 гривен за кило — ни фига себе!"), осудил пивную ценовую политику ("Где пиво за 2—3 гривни, как раньше?"), долго смотрел на диковинные фрукты ("А-во-кадо? С чем его едят?").
Много времени мы провели в отделе электроники, где больше всего Виталия поразили планшеты, установленные на стендах. "А если я сюда нажму, что будет? А если сюда?" Особенно поразился, когда сработала веб-камера и отразился он сам. Продавец показал, как и что, наш герой долго упражнялся на демо-аппаратах. А потом с грустью сказал: "Как я от всего отстал! Шесть лет выбросил из жизни… Но больше в тюрьму не вернусь, мне хватило, чтобы понять ошибки и не повторять".
Неожиданно оказывается, что сфотографировать обалдевшего от изобилия незнакомых вещей Виталия нельзя ни в одном из многих магазинов. Нам отказывают продавцы и администраторы, в итоге добираемся до приятной женщины — руководителя ТЦ. Но и она, даже пригласив себе в помощь начальника охраны, вопрос решить не может. Мол, надо связываться с Киевом, там владельцы, а без них щелкнуть парня на фоне полок — никак. Заодно спрашиваем, не возьмут ли Виталия на работу, хоть кем-нибудь (не скрывая, что он только что вышел с зоны). Администратор вежливо отказывает, дескать, люди не нужны. И дает понять, что судимые — особенно.
ДЕНЕГ НЕТ, РАБОТЫ — ТОЖЕ. Перебираемся на рынок. Тут нравы демократичные. Друзья берут по бутылке пива, причем импортного, из дорогих, Виталий долго восхищается: "Нектар! Заработаю, каждый день такое пить буду!" Фотографировать можно везде, что мы и делаем. Виталий надолго застревает у стеллажей с джинсами, примеряет одни, другие, приговаривая: "В мое время такой фасон не носили". Продавщица спрашивает: а где же ты был? Там, кивает Виталий в сторону, и она, глядя на стриженую голову, понимающе улыбается. "Только меня не снимайте, — просит она, — а еще лучше – джинсы купите!" Но, увы, денег у Виталия пока нет. "Ничего, заработаю, — приговаривает он, примеряя модные очки и надолго "зависнув" возле подростковых велосипедов. — Вот бы такой сыну купить…"
Но на рынке подходящей работы тоже не оказалось. Виталий не унывает: пойду, говорит, в крайнем случае, на стройку, опыт есть, руки привычные к инструменту, все равно заработаю и в июне поеду к сыну с богатыми подарками. Да и паспорт ведь "чистый", можно и не говорить работодателю, что сидел. Захочет – пусть проверяет…