Продолжение
— Советовался ли отец со своими домашними, когда писал свои легендарные романы? Может быть, проверял на вас какие-то главы? Или взял образ кого-то из членов семьи для своих героев?
— Маме иногда читал целые главы, образы многих знакомых и родственников угадывались, даже визуально, но прямых копий не было. Один из самых биографичных романов — "Тысячелетний Миколай": там просто все о нем.
— Какие из произведений отца ваши самые любимые?
— "Диво", "Евпраксия", "Ангельская плоть", "Я, Богдан".
— У Павла Архиповича было много незавершенных романов, которые планировала дописать ваша мама. Готовите ли вы какое-то издание этих произведений? Если да, то когда можно ждать выхода?
— Нет, она об этом и не думала даже. Да, они незавершенные, но такие сильные, что, пожалуй, никто не сможет продолжить достойно. Надо подумать о каких-то других формах: допустим, добавить видеоряд, что-то еще.
— Ваш отец всю жизнь писал дневники. Какова их судьба? Собираетесь ли вы их тоже издавать?
— Завещание-просьба отца: печатать только спустя 20 лет со дня его смерти. У нас еще есть время.
— Почему в последние годы романы отца не переиздаются?
— Мама, как всегда, проявила благородство и разделила авторские права на 3 части. Но мы решили, что все поступления от изданий будут идти на памятник. За последний год только в Украине несколько издателей предлагали маме свои услуги, она обратилась к брату — как к одному из правообладателей. Разговаривать он с ней не захотел.
— Почему так вышло, что вы уехали в Москву, а не остались в Киеве?
— С моим супругом меня познакомили мои одноклассники, Наталья и Константин Грищенко. По профессии он — дипломат, у него была стабильная работа в Москве, и вариант переехать в Киев тогда не рассматривался. Он мне звонил по 7—8 раз в день. Весь МИД ему собирал деньги на поездки в Киев. Такая вот любовь. Сейчас мой супруг не прочь создать в Киеве полит-литературный клуб-салон, о таком когда-то мечтала Соломия Павлычко — первая жена моего брата. Она, обращаясь к моему мужу, переходила на русский язык, и это показывало ее величайшую культуру и толерантность, а он пытался отвечать по-украински, и детям моим читал украинские сказки, и никто никому не говорил: "Ты — иностранец!"
— Оставил ли папа после себя завещание? Как он разделил свое имущество?
— На листочке бумаги написал, чтобы мама по-умному всем сама распорядилась, а квартиру — поделить на три части. Никаких нотариусов. Все было по совести. Мне и моему супругу папа устно завещал беречь и передавать по наследству, не продавать, не делить все заработанное им тяжелым трудом.
— Какими у вас были раньше отношения с братом? Ваш конфликт начался после смерти отца или задолго до этого? На почве чего у вас вообще произошел столь серьезный разрыв? Расскажите, пожалуйста, вашу точку зрения. Почему столько лет вы не общаетесь?
— На 80-летие отца я сняла фильм. Там и Миша... Все нормально. Мечтаю его перевести на диск и сделать полноценным, просто не знаю, как это сделать... Там очень интересные люди и факты. К примеру, на 9-й день после смерти стали происходить какие-то невероятные вещи: все знакомые и многие родственники раскрылись с неожиданной стороны. Казалось, папа нам говорит: "Смотрите и запоминайте, кто есть кто". И брата словно подменили. То Миша нам говорит, что подарил 1/3 авторских прав чужому человеку, а потом этот кошмар с отцовской квартирой в Киеве. Поначалу Миша просто не давал ключ, потом, когда я все же попала в подъезд, дверь нашей квартиры открыла милая иностранка с малыми детками и заявила, что она вообще-то тут живет — и кто я такая? Мы пожалели брата и не стали вмешивать правосудие. Только зимой 2012-го нам, наконец, отдали ключ. Мы вошли в квартиру: на кухне не было плиты, срезан кран, отсутствовала мойка. Эту квартиру папе дали за его заслуги, а с ней сделали такое...
- Читайте также: Сын писателя Павла Загребельного: "Сейчас пятикомнатная квартира отца — просто притон какой-то"
— То есть камень преткновения — большая квартира в Киеве на Терещенковской улице. Кто сейчас живет в этой квартире? Не думали ли вы продать квартиру государству или меценатам, чтобы открыть там музей отца?
— Брат взял квартиру "под охрану". Иногда там бывает мама, когда за пенсией приезжает в Киев, иногда я ночую. Мы и о музее думали, но все как-то не слава Богу было. А для меценатов у нас много предложений — только меценатов не видать. Ладно, справимся сами. Друзья помогут. Дети-внуки подрастут. Внуков у меня четверо, они моя гордость: Паша, Ксюша, Варвара и Ульяна.
— Есть ли шансы на то, что когда-нибудь вы с братом помиритесь? Что для этого должно произойти?
— Мне предложили тренировки будокон — это модное сейчас сочетание боевых искусств и восточной йоги. Вот немного потренируюсь... А с Михаила чары, как в сказке, кто-нибудь снимет... Для меня ведь главное — чтобы память отца не трепали, не использовали впустую бренд Загребельного. Вот тогда и поговорим с ним. И Киев меня встретит ласковым солнцем, со звоном колоколов, с пением и смехом. Хочу просто процитировать папу, уж извините, без перевода: "Ось б’ються люди за землю. А землi кожному — аби вмiстилась на нiй кохана жiнка. Бiльше — не треба".