— Дмитрий, насколько я знаю, вы в детстве были на редкость бойким пацаном. И постоянно попадали в какие-то передряги.
— Нормальное мужское детство (смеется). К примеру, я обожал лазить по трубам. В микрорайоне, в котором я жил, шло какое-то бесконечное строительство. Естественно, пустые коробки домов манили меня, как магнит, — я там все облазил. Были там и коммуникации — трубы, в которых я периодически застревал.
— Слышала, что в детстве на вас упал телевизор...
— Это был просто судьбоносный эпизод в моей жизни! Я потом уже спустя годы ассоциировал этот случай с тем, что в результате я как бы сам "попал" в телевизор. Намек свыше, если хотите.
— Наверное, у каждого человека переход во взрослую жизнь происходит довольно плавно. У вас же он был резким. Вчера это был Дима Харатьян, которого никто не знал. Потом вдруг — бац — и на экраны выходит "Розыгрыш".
— Я не могу назвать это взрослой жизнью. Все-таки "Розыгрыш" вышел в юношеском возрасте — мне тогда было 17 лет. Даже меньше: картина вышла на экраны 10 января 1977 года. А 17 мне исполнилось лишь 21 января. И, конечно, после него моя жизнь кардинально изменилась.
— Появилась толпа поклонниц?
— Толпа — это сильно сказано. А вот писем действительно было много.
— Как они писали? На Главпочтамт ли? Вы отвечали?
— Там была интересная история. У нас директор картины, некий Маслов, коллекционировал марки. А после выхода и успеха фильма поклонницы стали присылать письма на "Мосфильм" с просьбой передать Харатьяну. Он же — как истинный собиратель, решил сделать своеобразный бартер. Маслов отвечал этим корреспондентам, которые писали ему письма, таким образом: "Вышлите мне, пожалуйста, марку, а я вам дам адрес Харатьяна". Вот так на мне он делал свой бизнес.
— Кстати, через несколько лет похожий случай произошел в армии. Насколько я знаю, вас выменяли на огнетушитель?
— На огнетушители (хохочет). Слава богу, кстати, что выменяли, иначе я бы служил не в Москве, а очень далеко — за Уралом, на некой стратегически секретной ракетной точке. Именно туда я получил распределение. Я стоял голый, раздетый, лысый в очереди с личным делом призывника на призывном пункте. Вижу, там идет молодой лейтенант, и в петлице у него лира. Я понимаю, что он причастен к искусству, если лира висит. Тут он спрашивает, мол, танцоры есть, музыканты есть? Я сразу к нему, и говорю: "Я артист!". Он меня, конечно, не узнал — я был, как цыпленок-бройлер. Он: "Что, как артист?". Я говорю, что окончил театральное училище. Он попросил личное дело. Взял, а там восемь фильмов. "Ишь ты! Беру. Все, стой здесь, в этом углу. Сейчас я", — сказал он мне. И пошел куда-то. Вернулся с двумя огнетушителями. Так меня перевели из одного рода войск в другой.
— Актер в армии? Не тяжело вам было?
— Нет. Я просто там набрал определенный опыт взаимоотношений между людьми. Очень важный, так как играть в картинах об армии, о военных, не зная всего этого изнутри, можно, конечно, — на "голом" таланте. Но все-таки лучше, когда ты узнаешь все, сам побывав в этой шкуре. Это не значит, что если надо сыграть врача, то нужно становиться эскулапом и лечить людей. Но это хороший шанс прожить эти жизни. Что касается армии, то для меня, она была крайне полезным испытанием. Если отслужил в армии — первым встречаешь нападение.
— А вы готовы, чтобы ваш сын пошел в армию?
— Абсолютно готов!
— А он?
— Готов ли он? Что должно быть, то будет. Понимаете? Чему быть, того не миновать. Я в это верю. От судьбы ведь не скроешься. Если суждено пойти в армию мужчине, значит он пойдет в армию. Вот мне суждено было стать актером. Меня печатали на обложках. Я вам больше скажу, если бы не было армии, то не было бы потом и "Гардемаринов". Могло не быть дальше ничего. Потому что, с одной стороны, это опыт. А с другой — это меня "осадило" немного. Я же пошел в армию уже популярным, всеми любимым. А для старшины все равно, кто ты. Если бы не возникло того испытания, то неизвестно вообще, что со мной было дальше. Там меня излечили от звездности.
— Многие мечтают в детстве быть актерами. Я знаю, что вы мечтали быть летчиком, милиционером, космонавтом и даже врачом, как любимый дядя, но только не актером.
— Но это были романтические мечты. Ничего конкретного я для этого не делал. Не романтическое у меня было увлечение музыкой, гитарой и песнями. Ансамблем. Я играл очень хорошо и пел неплохо. У меня была своя группа. В общем, это единственное дело до восьмого класса, которое я умел делать, как мне казалось, более-менее. И именно с песнями я и пошел к Владимиру Меньшову — режиссеру фильма "Розыгрыш".
— И вы ему пели?
— На нашу первую с ним встречу я пришел с гитарой. Он говорит мне: "Спой". И я ему песню о БАМе. Я, пожалуй, ее чересчур серьезно исполнил. С улыбкой, конечно, но очень темпераментно. Он похвалил меня за исполнение и попросил спеть что-то свое. А что свое? Я же не автор. Тогда я ему сказал, что могу еще о Москве спеть. Вообще, в репертуаре у меня были патриотические песни. А он спросил меня: "А о любви ты ничего не поешь?". А я пел о любви, но не режиссеру же. Режиссер в моем представлении — это что-то государственное было. Крупное и монолитное. А на самом деле все нужно было делать наоборот. Он ждал проявления индивидуальности. Личности, понимаете? Не то, что все поют, а что-то свое.
— Ваша популярность шла какими-то скачками-зигзагами...
— Совершенно верно. Вначале "Розыгрыш". Потом — "Зеленый фургон". Третьей волной были "Гардемарины".
— Говорят, что в вашем роде по линии матери тоже были гардемарины. Это правда?
— Конечно, правда.
— Как вы узнали об этом?
— Случайно. Информация ведь долгое время была закрытой. Немного мама об этом знала. А бабушка и дедушка тщательно скрывали информацию, чтобы избежать различных неприятностей. Все-таки не слишком хороши были наши "корни" для советской страны (улыбается). Мои прадеды были дворяне, не слишком известного рода, но с титулами. Линия гардемаринов пошла от прапрадеда Степана Гамзекова. Он был мореплавателем, а потом — управляющим островом Унгун на Алеутских островах. И женился он на алеутке. От них и начался род гардемаринов. Мой прапрадедушка, например, тоже им был. Его 1917-м году расстреляли в Хельсинки революционные матросы. Ему было всего 27 лет. И гардемарина Алексея Корсака я сыграл, когда мне исполнилось 27 лет. Поэтому, я думаю, что "Гардемарины" появились в моей жизни не случайно. Это зов предков.
— А вторая ветвь в твоем роду армянская? Я знаю, что вообще ваша фамилия в переводе с армянского означает — "тот, кто дает советы".
— Да. Выяснилось, кстати, это совсем недавно. Я считал, что "харат" на армянском — это токарь, ремесленник. А когда мы приехали в Мегри, и я познакомился со своими родственниками, то узнал и более детально свою историю. Там живут несколько братьев по линии моего прадеда. Жаль, что я впервые оказался в этом месте, откуда, собственно, весь мой род армянский, в свои пятьдесят лет.
— Возвращаясь к "Гардемаринам", вы же не сразу на эту роль попали?
— Да. Эту роль должен был играть мой друг, Юрий Мороз, с которым мы знакомы и дружим с 1981 года. Кстати, нас с Юрой несколько раз сталкивала судьба. В одной картине Марлена Мартеновича Хуциева, в 1981 году, когда мы познакомились, я должен был играть Пушкина Александра Сергеевича. А Юра Мороз — Дантеса. После этого проходит несколько лет и возникают "Гардемарины". Юру утверждают на эту роль, но он от нее отказывается. Он оканчивал ВГИК, и ему нужно было снять дипломный фильм в установленные сроки. И эти сроки совпали со сроками съемок в картине. Кстати, он уже успел даже в двух сценах сняться. И они не смогли договориться с Дружининой, чтобы она его немного подождала. Поэтому я практически без проб вошел в "Гардемарины".
Я познакомился с режиссером, мне сделали фотопробы, мы поговорили. И она предложила мне спеть песни. Это было еще до съемок. Я пришел в студию записи, мы начали записываться. После того как записали "Не вешать нос" и "Дороги любви", она сказала: "Дима, я считаю, что вы прошли пробу. Решено, будете играть". Поэтому для меня там даже ничего не шили из костюмов. Остальных обшивали, мерки снимали, а мне дали то, что было в костюмерных "Мосфильма".
— Слышала, что вам одежда Высоцкого досталась?
— Ботфорты. На второй день съемок я снимаю ботфорты, вдруг вижу, что на отвороте с другой стороны написано: "Высоцкий". Он в этих сапогах играл в картине "Сказ про то, как царь Петр арапа женил". Представляете, как мне повезло? Ботфорты Володи, конечно, мне очень помогли. Это не одна история, связанная с Высоцким. "Зеленый фургон" должен был тоже он снимать — в 1980 году как режиссер. Это известный факт. Но не успел. Эту картину через три года снял уже другой режиссер, Александр Павловский.
— Насколько я понимаю, вы верите и внимательно относитесь к "случайностям". Что-то у вас там с цифрой 21 было связано?
— С цифрой 21 у меня связано все. Рождение моей дочери. И номера различных документов: билет военный, паспорт и так далее. Не знаю, к чему это приведет. Но знаете, есть фильм такой американский — "21 грамм". Вроде столько весит душа. Когда человек уходит из жизни, его тело становится меньше на 21 грамм. Может, это тоже как-то связано, не знаю. Дай бог, чтобы подольше об этом не задумываться.
— На съемках вам часто приходилось пользоваться услугами каскадеров?
— Конечно. Считаю, что сложные трюки, с риском для жизни, должны делать только профессионалы.
— Вы встретили свою жену в Одессе...
— Она была "Мисс Тирасполь". Тоже актриса, но актриса не по образованию, а по призванию. Она, кстати, не любит со мной в одних картинах сниматься. Мне нормально, а ей некомфортно. Она просто непрофессионал, она не занимается этим ежедневно, как я. В ней говорят комплексы.
— Это правда, что вы дважды подавали заявление в загс?
— Да.
— А чего в первый раз дело не выгорело?
— Мы просто полетели куда-то, в какой-то город, сейчас не помню. В Орел! Вспомнил. С нами еще была большая группа артистов: Крылов, Пресняков, Орбакайте. Как раз на следующий день после этого путешествия мы должны были расписаться. Вместо этого зачем-то послушали Преснякова — он нам тогда сказал: "Зачем вам это надо? Живите так". И мы никуда не поехали.
— У вас взрывной характер?
— Во мне — армянская кровь, конечно.
— У вас взрослая 28-летняя дочь. Чем она занимается?
— По моим актерским стопам она не пошла — экономист.
— Поет, как отец?
— Когда-то пела хорошо, когда школьницей была. В те годы у нее даже был квартет. А вот сын поет, но как-то совсем еще робко. Но слух у него определенно есть. Поет иногда, сам для себя что-то. Еще он играет на инструментах — на барабанах. На фортепиано учился. Поэтому в целом он музыкальный.
— Положа руку на сердце, у вас много друзей?
— Друзей, конечно, не бывает много. Так, несколько человек. Просто с годами я начал понимать, что во всем нужно находить радость. Знаете, бывают такие люди, которые умеют радоваться любой мелочи, которая вокруг них. Они всегда улыбаются, очень спокойные и просветленные. Вот и я к такому состоянию стремлюсь.
АРМЯНИН НА ЧЕТВЕРТЬ
Имя:Дмитрий Харатьян
Родился: 21.01.1960 в Алмалыке (Узбекская ССР)
Карьера: актер
Через три года после рождения Дмитрия Харатьяны переехала в Подмосковье. В старших классах школы юный Харатьян увлекался спортом и играл в школьном ансамбле. Получая свой первый паспорт, настойчиво потребовал, чтобы в графе "национальность" было написано "армянин", хотя таковым он является только на четверть. Дебют в кино — роль в картине Владимира Меньшова "Розыгрыш". Женат на актрисе Марине Майко (42 года), есть сын Иван и дочь от первого брака Александра.
Автор: Алла Крутая