Последний раз Владимир Бортко снимал в Киеве в 1976 году. Завершать работу над "Тарасом Бульбой" именно здесь — настоящее счастье для режиссера: здесь он учился, делал свои первые шаги в карьере режиссера на студии "Довженко". Украина — его второй дом. "Сегодня" побывала на съемочной площадке последних украинских кадров "Бульбы": их снимали прямо в Лавре. Сложно поверить, что за один день в узких улочках можно создать целый мир — мир Гоголя. Совершенно неожиданно для себя прямо в центре города мы оказались в другой эпохе — для того, чтобы создать атмосферу старого рынка, на съемочную площадку привезли лошадей, несколько фургонов чернозема и прилавки с солениями, яйцами, пряниками, капустой и сушеной рыбой — все это было настоящее. Игорь Петренко, играющий Андрея, прохаживается по рынку: "Не покупайте у нее ничего, — поносит свою конкурентку торговку-Русланову. — У нее нос кривой, и руки грязные!" Она предлагает Андрею бублик — тот берет бублик и уходит: "А гроші!??" — кричит актриса вслед воришке. Между прилавками проходят лошади в упряжке, разрыхляя копытами чернозем: "Мужики, посторонись" — разгоняет толпу их хозяин, проводя лошадей по узкой улочке. Туда-сюда снуют нищие — никто не выходит из роли даже между дублями.
Нину Русланову мы узнали не сразу — склочная уличная торговка с серым от старости лицом. Нина Ивановна приехала в Киев ради одного-единственного дубля: после короткой колоритной перебранки на базаре, Бортко уже кричит ей: "Русланову — в Москву!" Актриса покидает площадку с чувством выполненного долга, а режиссер продолжает свирепствовать. Когда Бортко за работой, к нему подходить не стоит — страшновато. Он дает наставления, не упуская ни одной детали: "Игорь! — кричит он Петренко. — Мне кажется, что в этом дубле ты идешь медленнее. Прибавь темпу!" И Петренко покорно выполняет команду, поднимая в знак повиновения руки. С Петренко Бортко, (как в свое время с "идиотом"-Мироновым) попал в десятку — никто не смог бы воплотить Андрея, живущего любовью, так, как это сделал он. За роли у Бортко не стыдно — актер настолько сросся с образом, что готов рассказывать о своем герое бесконечно. Между дублями Петренко продолжает щелкать семечки: "Не могу же я просто сидеть. Так я не выхожу из роли".
Во время обеденного перерыва Бортко выходит из образа режиссера-тирана и прохаживается по площадке. "Можно вас сфотографировать?" — обращается к нему какая-то девушка. "А вы откуда?" — интересуется режиссер. "Из заповедника" — "Тогда вам ко мне".
"КАК ПОСЛЕДНИЙ ФИЛЬМ?!!ОН БУДЕТ СНИМАТЬ!"
Ради эпизодической роли торговки Русланова сорвалась в Киев по звонку Бортко: "Сейчас я должна была быть в Геленжике, у меня уже даже был туда билет. А после его звонка мне пришлось от всего отказаться и ехать к нему ради этой маленькой роли". То, что режиссер построил на святой земле настоящий стихийный рынок, актрису вовсе не удивило: "В кино все можно. Кино — это фантастика, это третий мир, это восьмой мир. Все киношники — инопланетяне. Что захотят – то и сделают. Для меня "Тарас Бульба" — это прежде всего Гоголь. Этим сказано все. А у величайшего режиссера Владимира Владимировича Бортко я снималась уже в пяти картинах. Но боюсь его всегда. Когда я к нему еду, у меня всегда внутренний трепет. Думаю — не дай Бог, я ему не угожу, не так сыграю — и он будет ругаться". О том, что ей больше не выпадет возможности работать с Бортко, Русланова узнала от нас: "Как последний фильм?!! Нет, он будет снимать. Какой последний — сплюньте и никогда так не говорите! Он будет снимать и снимать. Ему надо снимать. Он талантливый!"
"СМЫСЛ МОЕЙ ЖИЗНИ В ЛЮБВИ, ДЕТЯХ И СОЗИДАНИИ"
Сложности были разные. Одни были, связанные с профессиональной деятельностью — с определенными сценами, а самыми сложными были съемки в Камянце. Экспедиция туда была летом — стояла дичайшая жара, а костюмы, как видите, у нас не легкий лен (шерстяные вещи с меховыми шапками, с доспехами, которые накалялись на солнце. Иногда я забывал об этом: голову об плечо — и практически обжигался). С утра до вечера на лошадях. Батальные сцены, каша, состоящая из людей и лошадей, люди лежат под копытами. В какой то момент жеребцов и кобыл было 50 на 50. Были жеребцы, которые не хотели работать: заглядывались, жеребцевали друг перед другом, люди получали травмы, лошади били друг друга. Некоторых даже пришлось кастрировать, так как они просто безумствовали.
Мой герой Андрей не просто привязан к земле — он находится в поиске смысла жизни. Он сентиментальный, мечтательный, романтичный. Больше черт он взял от матери, нежели от отца. Он философ. Он любит жизнь. Война — не его стихия. Он рожден для того, чтобы жить, любить и наслаждаться жизнью. А то, что он говорит к своей возлюбленной: "Ты моя отчизна"… он не перешел на сторону поляков. Он не за поляков бьется — он сражается за свою любовь. Он увидел в ней смысл своей жизни и готов защищать ее не важно от кого. Если проводить уж совсем сложную аналогию для того, чтобы оправдать все его поступки, его возлюбленная — это его Ева.
Все равно это не жизнь — это кино, это игра. Иногда у тебя совершенно не любовное настроение или абсолютно сонливое и ленивое состояние в тот момент, когда тебе нужно показывать прыть. Но природа Андрея мне близка. Как человека я его понимаю. Я не знаю, как бы я поступил в его ситуации, но если бы он испугался отца, испугался своих, и не стал бы защищать Ее, а только переживал бы на этот счет, Андрей, как мне кажется, не уважал бы себя и я бы тоже его не уважал. Потому что я как человек, Игорь Петренко, люблю мир — я не люблю войну. А стихия Тараса — это война. Он воин. В этом он видит смысл жизни: не может сидеть дома — ему нужна война — он подбивает всех на то, чтобы пойти воевать, ему нужен лишь повод. Он считает, что только в войне мужчина считается мужчиной, а пасть смертью храбрых — это истинная жизнь. А Андрей так не считает. Почему? Мне кажется, что смысл жизни совершенно в другом. Смысл в том, чтобы жить, растить и рожать детей, созидать. В этом у нас с Андреем есть много общего.
Другой разговор — в нашей картине все несколько иначе. Потому что когда я читал книгу, представлял, что это не есть война Андрея — он не видит в ней смысла. Идти и сжигать все на своем пути и жестоко расправляться со всеми, кто тебе встречаются — женщины, мужчины, воины или мирные жители, было необходимостью для Андрея. Он был вынужден идти, ведь все идут: отец идет — надо. Но смысла он в этом не видел. Он не получал удовольствия от этого, не смаковал эти моменты. И тогда в нем, в осажденном городе, сыграло настоящее мужское чувство — защищать свою женщину. Это привязанность. Подумаешь, слабину дал — побежал за юбкой – из-за бабы своих рубить — это очень страшно. Но раз уж так повернула жизнь и сложилась судьба, я считаю, он проявил себя как истинный мужчина. Люди все время играют какую-то чужую игру — идут защищать чужые интересы, оставляя свои семьи. А Андрей пошел против всего мира и выбрал смерть. Но это в книге. А здесь сложнее, потому что в книге нет смерти матери Андрея, которую убивают поляки. Здесь эта сцена дописана. Пока мы ее не снимали — она впереди. Из-за чего, собственно, здесь, в картине, началась битва — разграбили хутор, в котором живет мать Андрея и Остапа, жена Тараса, приезжает Товкач и говорит: "Нет больше твоего хутора, Тарас. И жены твоей нет — разграбили поляки, сожгли…" Здесь появился повод мстить. И насколько Андрей должен быть над всем этим, чтобы простить смерть матери, смерть близких и не смотря на это идти драться. Это очень сложно. Я с любопытством жду, что с этого получится.
Владимир Бортко: " В политику меня могут и не взять. Тогда я буду работать режиссером"
Режиссер хотел бы снять фильм о Сталине, но боится засилья трубок и усов на экране. Его уход в политику друзья восприняли с пониманием, а сам он, как настоящий патриот, поддерживает Путина, потому что он страну спас от развала
Бортко надеется представить фильм публике осенью следующего года. Он никогда не имел дела с лошадьми, шпагами и ножами, поэтому на сегодняшний день это самая сложная его картина. На постановщика грандиозных батальных сцен Ника Пауэла выбор пал случайно — именно тогда, когда он размышлял о баталиях в Каменце, увидел один из его фильмов. Хотя в американцах его поражает другое — организация. Во время съемок "Бульбы" не пострадал ни один человек. Единственная существенная правка текста источника касается смерти жены Тараса, матери Остапа и Андрея. Именно ее убийство становится причиной последовавших событий.
— Дві третини "Бульби" вже відзнято — можна підбивати певні підсумки…
— Чого? Життя? Ні. Не можна нічого підсумовувати. Можна буде вважати фільм закінченим, коли буде поставлена остання крапка — тоді він може змінитися кардинально від початку до кінця. Дві третини лише відзнято — але не змонтовано, не озвучено: все це може значною мірою вплинути на результат.
— Хіба монтаж може датися вам складніше, ніж саму зйомки?
— Найважливіший етап у кіно — це монтаж. Можна зробити все що завгодно. Я сподіваюся видати "Бульбу" у жовтні 2008 року.
— Зараз ви знімаєте у Києві — це перша ваша зйомка тут за такий довгий проміжок часу…
— …з 1976 року.
— Більша частина фільму — батальні бої. Чи можна вважати цей період зйомок найскладнішим?
— Так. Було дуже складно. Я не знімав нічого такого масштабу, не мав справи з кіньми. Це дуже важко. Коли я знімав кінофільм "Афганский строк", там були автомати і машини — це набагато простіше, ніж коні, люди, списи і шаблі. Там було все простіше.
— Нікого не покалічили?
— Ні. Жодної людини. Правда, у нас повісилася одна коняка. Сама. Його прив’язали, і він почуяв кобилу — смикнувся і повісився. Така сумна історія.
— Хоч не з вашої вини.
— Не з нашої. Все це жінки.
— Консультантом по батальним сценам ви запросили Ніка Пауела. Чому ви, як патріот своєї країни не знайшли нікого на Батьківщині? Чи в нас таких людей немає?
— Ви знаєте… Якби я був продюсером цього фільму, то я б навіть себе не взяв, а запросив би якогось американця, що вже вміє знімати такі фільми. Пауел — чудовий фахівець. Фільми, над якими він працював, відомі на весь світ: "Гладіатор", "Самурай" — є на що подивитися. Дуже дивна історія: саме тоді, коли я думав над тим, як краще робити бої у Кам’янці, увімкнув телевізор — ішов "Самурай", кінна атака. Я зацікавився хто це робив. Так я дізнався про Ніка Пауела, зателефонував йому і він приїхав. Хоча, він не дуже багато працював із нами.
Мені було цікаво працювати з цією людиною, але я б не сказав, що це щось надзвичайне. У нас також є спеціалісти. Наприклад ваш Олександр Філатов — я дуже задоволений роботою з ним, так само як і зі словаком. В нашому фільмі немає нічого особливого. У американців надзвичайна організація — це найголовніше.
— Зйомки у Польщі та Петербурзі вже були?
— Так. У Петербурзі ми знімали в павільйоні, а робота у Польщі ще попереду.
— Останнім часом ви знімаєте класику…
— Це не я знімаю класику. Це мені пропонують класику, а від таких пропозицій неможливо відмовитися. Продюсери сприймають мене як режисера російської класики, а тому пропонують мені лише це. Я не міг відмовитися від "Тараса Бульби".
— А самі ви до чого тяжієте?
— До любові, моя люба. Я хочу знімати про любов. Більше — ні про що. Я хочу на пенсію піти.
— Щодо фінального епізоду "Бульби": чи залишите ви його пророцтво на вогнищі про прихід східного царя?
— Це ж не його пророцтво, а пророцтво Гоголя. Все, що написав великий письменник — все буде. А як же. Я не відхиляюся від книжки — все, що в ній є — ми знімемо.
— Вже після того, як ви проголосили "Бульбу" своїм останнім фільмом, у вас з’явилася ідея чергового фільму — про Сталіна…
— Так. Я вважаю Сталіна непересічною людиною, людина, масштаб якої можна підрахувати на десяти пальцях.
— То ви знімете про нього фільм?
— Я б хотів. Але зараз з’явилося стільки фільмів про Сталіна… Вмикаєш телевізор, а там вже сидить хтось з вусами, курить трубку і меле якісь дурниці.
Эта тема для меня уже закрыта. Уже столько этих Сталинов появилось! Как не включишь — трубка и усы. Это уже смешно. А снять, конечно же, хотелось. Тем более что два моих дедушки расстреляны этим человеком. Тем ни менее это не совсем простой человек, мягко говоря.
— Таким образом, вы отказываетесь от своих слов, что снимаете последний фильм?
— Нет. Это действительно так.
— Связан ли ваш уход из кино с политикой?
— Это связано прежде всего с усталостью, дорогая. Мне 61 год. Вы представляете, что это такое?
— Снимают и постарше…
— Снимают. Значит, у них силы есть. А у меня их не осталось.
— Были ли конфликты с вашими друзьями, которые не желают воспринимать вас как политика?
— Вы, в Украине, политизированы гораздо больше, чем в России! На вас даже нельзя обращать внимания. Какая разница, где я там! Это не имеет значения. Я — это я. Не ворую, не предаю друзей — этого достаточно. Это у вас здесь все на ножах, а у нас тишь, блажь и божья благодать. Может быть, только до выборов — не знаю. Но пока, во всяком случае, никак. Кто в какой партии — господи, какая разница — великое дело. Я знаю, почему я там, или кто-то там сидит — тоже знает. Поступил и поступил — стало быть, так надо.
— Вы считаете, что Украина политизирована. В России иначе?
— Господь с вами! У нас один смех, Киркоров и Алла Пугачева. Больше у нас ничего нет. Включите телевизор! В этом отношении ничего другого и нет — смотреть невозможно. Как у вас невозможно смотреть про политику, так у нас невозможно смеяться и смотреть на Киркорова, Галкина и Пугачеву. Не потому что они плохие, а потому что их показывают с утра до вечера — никакой политики.
— Какой вы видите выход для Украины?
— Я не могу давать вам советов. У меня паспорт несколько другой — с двумя орлами, даже с двумя головами. Я не могу! Это будет расценено неправильно — я не имею права этого делать.
— Знаете, у нас кукольная Тимошенко на телевидении шутит: "Ми об’єднаємо лівобережну і правобережну Україну, навіть якщо для цього доведеться засипати Дніпро".
— Я не имею права этого комментировать. Но по этому поводу у меня есть свое мнение. Я не могу его высказывать по той простой причине, что я человек другого государства. Это внутренние ваши дела. А тем более, если я сейчас говорю это в газету — это будет напечатано. Значит, будет выражением не только моего мнения, а какого-то клятого москаля, который приехал оттуда и что-то такое говорит — пытается нам что-то сказать. Мне кажется, что вам чрезвычайно нужна объединяющая фигура. К примеру, когда мы со Ступкой появлялись и на Западной, и на Восточной Украине, его принимали одинаково.
— Ступка может объединить Украину только потому, что он — лицо от культуры.
— А он был и министром культуры, между прочим — это уже не совсем от культуры, а политический деятель. Может быть, я лезу не в свои дела, но что действительно необходимо — это объединяющая фигура, которая устроила бы всех – и Восток и Запад.
— Если бы Ступка пошел в политику сегодня, его поддержала бы только Западная Украина, не смотря на то, что как актера его любит вся страна.
— Не знаю. Я знаю только одного вашего политика, он же актер — Ступка. Я считаю, что этот человек равно воспринимаем и на Западе и на Востоке. Я это видел собственными глазами.
— Возвращаясь к кино: парадокс, но тематика для тех самых непотребных фильмов о ментах, о которых вы так нелестно отзываетесь, была брошена именно вами — "Бандитский Петербург", "Менты"…
— Так я еще и про "Идиота" бросал. И после этого у нас экранизировали практически всего Достоевского: "Бесы", "Братья Карамазовы" — сейчас идет эта волна. Ну и что?
— А теперь представьте, что все достойные режиссеры и актеры уйдут из кино в политику. (А остальные, благодаря вам, останутся снимать ментов).
— Почему это все? Кому как нравится. Это нравится не всем — все не пойдут. Не за мной же последуют! Просто продюсерам кажется, что я нахожу те ниши, которые приносят деньги. Поэтому эти ниши и занимают. Почему, к примеру, я снимаю только классику? Я считаю, что это у меня получается — и мне дают на нее деньги. Тем более, я очень люблю русскую литературу и с удовольствием это делаю. Но я могу делать не только это.
— Часто вы хвалили Путина за то, что он первый подтянутый российский президент, который не читает с листочка и знает языки. Разве этих качеств достаточно для политика?
— Нет. Не достаточно. Когда я говорю, что поддерживаю Путина, а это действительно так, то нужно понять почему, (сам я действительно состою в оппозиционной партии). Потому что Россия стояла на грани развала. Я это видел. Еще немножко подирижировали оркестром и не попили бы водочку — и все! Страны бы не было! Я видел, как этот небольшого роста человек вытащил эту страну из тупика. К этому можно относиться по-разному. Объединяться можно тогда, когда знаешь для чего, с кем и как. На одной почве — если патриот. Все остальное имеет второстепенное значение. Я патриот! Именно поэтому я поддерживаю политику Путина — только поэтому. На моих глазах этот человек сделал все, чтобы Россия не развалилась. Я это видел — говорю об этом своим друзьям и коллегам-коммунистам — возражений по этому поводу у них нет. Другое дело, что он делает то не так, то не так, наверное. Но он сделал самое главное — не дал России развалиться. За него не стыдно: оркестр дирижирует, выучил английский язык на глазах (он ведь говорил по-немецки). И когда приезжает Буш и говорит всякие глупости, мне очень приятно, что он его сажает на таз. Как-то Буш сказал, что хорошо бы такую демократию, как в Ираке, на что Путин ответил, что "Наверное, такой все-таки не надо" — смешно, хорошо и замечательно. Он умный человек. Это приятно. И не более того. Приятно смотреть на умного человека. Это не панегирик моему президенту — это признание его достоинств. Что есть — то есть.
— Сейчас вы все чаще говорите о вырубке леса, изменении климата и отсутствие детских домов. Как Компартия и вы лично планируете решать эти вопросы, ведь они не новые — над ними бьются давным-давно?
— Очень просто. Бились то и раньше. У советской власти была масса отрицательных вещей, но были и положительные. И то, что здесь, у вас, построено в тяжелой промышленности… это что? Днепрогэс — что это такое? А?!! Это кто строил-то? Восточную Украину кто сделал? А?!! Это что — американцы, немцы? Коммунисты! Другое дело, какими способам: женщины месили бетон голыми ногами. Это было. Я видел хронику. Но они это сделали.
— Разве коммунисты лес не рубили?
— Рубили, но не в таком масштабе. Вы не представляете, что происходит сейчас. А почему? Вы знаете, я здесь про Путина хорошо сказал, а сам Путин говорил: "Вы знаете, я двадцать раз говорил своему правительству сделать то то и то то, а оно не делает!" Ничего себе! Правительство не слушает нашего президента! Действительно не слушает. Почему? Потому что их интересы столкнулись с тем, что он хочет сделать. А интересы какие? Обогащение. Вот они все и обогащаются. Милиционер стоит на дороге — что он делает?
— И куда же они денутся. Как вы собираетесь менять ситуацию?
— Как это – куда я дену людей? Во-первых, …я буду с молодежью. Представьте себе: выгнали всех коррупционеров. А кто сядет на их место? И где их взять? Их воспитывать надо. Но не так, как сейчас — немножко по-другому.
— Вы сформулировали для них идею, которая составит альтернативу деньгам и сигаретам?
— Идея может быть только одна — патриотизм. Не умереть, выжить и победить. У вас семь миллионов украинцев на западе, из которых два миллиона — в России. Это как? Сейчас я с большим удовольствием снимал на Западной Украине: бескрайние поля такие же, какими они были при татаро-монголах. Они поросли бурьяном. Их некому обрабатывать. Где ваши девушки, дорогая моя?! Где они? Рассказать? Так что — хорошо? Внешне, конечно, страна стала лучше. Лично мне стало жить лучше. Но всем ли? И что важнее? Девять миллионов за границей, рождаемость на нуле. А дальше что будет? А?!!
— Если предположить, что молодежь не читает Гоголя. Как тогда полноценно вам удастся использовать "Бульбу" в своих идеологических целях?
— А вот так! Когда я снял "Идиота" этого нечитаемого автора раскупили.
— Достоевский у молодежи куда более читаемый, чем Гоголь.
— Поверьте мне, Маринину и прочих читают гораздо больше, чем Достоевского. Он читаемый автор в мире, а если пойти в книжный магазин у нас, и спросить, сколько книг Достоевского купили вчера, ответят — "Одну". А когда вышел фильм, смели все с прилавка. Пускай, не дочитали до конца, но хоть начали читать, хотя бы узнали про что это — уже хорошо. Потому что кроме других миссий, которые я выполняю, самой главной является доставить вам, Юленька, эстетическое удовольствие. А еще я должен донести до широких масс, про что это все. Поэтому я не люблю ничего менять в этих книжках. Я стараюсь делать так, чтобы было интересно, ничего не меняя.
— А если снять что-то по более кассовой молодежной литературе, но внести в эти фильмы ту же идею патриотизма?
— Это хорошо. Федя то снял про девятую роту. Замечательно. Хорошо. Он человек молодой — про девятую роту снимает, а я про это.
— Разве "9 рота" патриотический фильм?
— Я не видел и не знаю, но говорят, что да. Я же не могу все смотреть. Я что снимаю — то и смотрю. Сапожник без сапог.
— Владимир, я надеюсь, мы посмотрим еще не один ваш фильм, и вы сумеете совмещать режиссуру с политикой…
— В политику меня могут и не взять. Тогда я точно буду работать режиссером. Что скорее всего и произойдет.
СМОТРИТЕ:ФОТОРЕПОРТАЖ
Главные темы