Мария Рубан
Украинский музыкант, лидер проекта Pianoбой в интервью "Сегодня" рассказал, как его жизнь изменило постоянное присутствие в телевизоре, как избежать революций, о чем думает, когда не спит, и что ждет выпускников талант-шоу.
— Дмитрий, если бы вам нужно было составить визитку о себе, что бы вы в ней написали?
— Я бы написал: "Дмитрий Шуров — человек со всеми вытекающими последствиями своего существования. Занят в сфере энергетики, заряжает людей мыслями и эмоциями. На самом деле почти не работает, потому что занимается своим любимым делом. Определенной цели в жизни не имеет, и, соответственно, никаких ограничений тоже. Любит свою страну, жену, сына и кошку".
— Благодаря "Х-фактору" вас еженедельно показывали по телевизору в прайм-тайм. Как на вашей жизни отразился тот факт, что вас внезапно стало много по ТВ?
— Моя жизнь особо не изменилась. Просто раньше я всем был должен свой диск, а теперь еще и плакатик с изображением. Ну и фанатки младше 16-ти пишут, что теперь родители спокойно отпускают их на мои концерты — теперь я для них не "неизвестно, что за кучерявый андеграунд", а уважаемое лицо из телевизора (улыбается).
— Что изменилось в вашем представлении о телевидении после погружения в проект?
— Я пересмотрел свое отношение к телевидению, главным образом, познакомившись, наконец, с людьми, которые там работают. Оказывается, "Х-фактор" делают славные люди, которые себя с ним ассоциируют и очень стараются сделать хорошо. Там внутри коллектива тоже немало разной драмы и всяких человеческих страстей. Поэтому эфиры столь эмоциональны. У меня-то самого нет телевизора уже более 10 лет — все, что мне интересно, смотрю на youtube. Судя по тому, что в телевизор начали просачиваться люди наподобие меня, или Жени Галича, или Жени Филатова — традиционное телевидение стремится скреститься с интернетом, делать контент, интересный разным аудиториям. Ведь рекламодателю нужна молодая платежеспособная аудитория.
— Если бы вы начинали свою карьеру только сейчас, воспользовались ли бы вы талант-шоу, как площадкой, чтобы заявить о себе? Другими словами, насколько вам вообще близок такой формат?
— Признаться честно, такой формат — не мое. Лично я ценю артистов, которые стремятся найти свое лицо и не боятся показать его людям. Мне интересны музыканты-авторы, которые сами пишут песни и несут свою энергетику и концепцию. А в талант-шоу, по сути, далеко заходят только гибкие исполнители, успешно обладающие талантом перевоплощаться каждую субботу. Это тоже определенный дар, конечно. Но, выйдя из проекта, нужно понять, кто ты есть на самом деле. Нужно понять, что ты хочешь сказать на сцене — свое и ни на кого не похожее, много лет биться об стену человеческого неприятия, чтоб донести свой материал. Поэтому я бы не променял семилетний путь, который прошел Pianoбой, с пробами и ошибками, падениями и удачами, с кропотливым поиском песен, слов, концепции, своей аудитории, на мощный старт в начале в виде телешоу. Самостоятельный путь закаляет и дает настоящую опору проекту в долгосрочной перспективе. Однако это был мой путь, у других он — другой, и я верю, что, если конкурсант хочет стать артистом и сказать людям свое слово, он скажет его несмотря ни на что.
— Как считаете, почему только единицы из числа победителей всевозможных телепроектов становятся успешными?
— Я думаю, главная проблема ребят в том, что они не готовы — у них нет понимания, что делать дальше. Многие из них вообще могут быть случайными людьми в профессии. Но если прийти на проект, имея в своем багаже какой-то опыт, боеспособный концертный состав, песен на три альбома и четкое понимание кто ты и для кого ты поешь, то телевидение по-прежнему дает очень мощный толчок. Время, когда ты приходил на проект, чтоб тебя увидел какой-нибудь продюсер и сделал звезду, прошло. В целом время проторенных дорожек прошло. Сейчас у каждого артиста свой путь к аудитории.
— В сценарии каждой истории по законам жанра в судьбе главного героя есть поворотный момент, после которого он смотрит на свою жизнь совершенно другим взглядом. Какая история заставляла вас пересмотреть свое восприятие жизни?
— Мое восприятие жизни с годами особо не меняется — мне хочется все время что-то делать и при этом делать то, что все время хочется. И еще я понял, что люди обычно сожалеют не о том, что совершили, а том, что очень хотели, но не совершили. Поэтому я стараюсь все, что хочу, по максимуму успеть сделать, а это очень много всего и не всегда бывает просто. Я совершаю много ошибок, я действую без выверенного расчета, подхожу к музыке как к любви — даю ей развиваться естественно. Пока я чувствую, что даже если со стороны это выглядит неправильно, для меня этот путь единственно возможный.
— Случались ли в вашей жизни четкие переоценки ценностей?
— Нет. Я стараюсь не заводить слишком много ценностей, чтобы потом не было больно их переоценивать. Но мою жизнь довольно сильно меняет мой сын с момента его появления. Он привнес в нее ответственность, ощущение времени и желание быть адекватным примером.
— Чем, в первую очередь, вы живете сейчас? С каких мыслей обычно начинается ваш день?
— Сейчас я просто стараюсь насладиться моментом, времени на "подумать" последние два года у меня нет. У нас выходят песни, мы снимаем клипы, играем тур "Навершинi" и ездим на съемки — это бесконечный процесс без выходных. Где-то между всем этим встречи с Дэвидом Линчем, концерты Бьорк и Робби Уильямса, пара коротких путешествий и новых замечательных знакомств. Несколько новых песен и огромное желание их записать, как надо. В этом году у нас столько было событий, что у меня уйдет весь январь и не один ящик индийского пива, чтобы все понять и осознать. При этом, я по-прежнему чувствую, что все только начинается и я еще ничего по-настоящему крутого не сделал, и мне многому надо научиться.
— Многие музыканты в интервью мне признавались, что спустя каждые 10-15 лет, проведенные на сцене, их отношение к музыке меняется. Иногда — кардинально. Какие перемены замечали вы?
— Музыка для меня — это способ подключиться к чему-то прекрасному, лучшему и бесконечному. Это такой наркотик, за который платить не надо, он не портит здоровье и жить не мешает. Одна проблема с музыкой — она как мед у Винни-Пуха: если она есть, то ее сразу нет. Нужно успевать словить и отпустить.
— Что для вас музыка сейчас вообще?
— Музыка для меня — это тишина между нотами, в которой проявляется личность и энергетика живого человека.
— Что для вас современная украинская сцена? Насколько комфортно вы на ней себя чувствуете?
— Мне нравится, что она все более и более конкурента. Еще несколько лет и мы сможем гордиться украинской музыкой, сможем переводить наши песни на любые языки и экспортировать в любую страну. При этом, в ней всегда будет наш собственный украинский колорит, потому что генетически мы всегда были между западом и востоком, мы все время ходим по канату между горами, мы — отчаянные ребята. Я себя вообще везде чувствую не шибко комфортно, я такой человек-интроверт, не ощущаю себя частью чего-то, меня так и называют фанаты — инородный артист Украины. Но я счастлив быть современником и коллегой Андрея Хлывнюка, Андрея Запорожца, Джамалы, ребят из "Дахи Брахи" и многих других современных украинских сонграйтеров (авторов песен, — Авт.).
— За последние три года наша музыка получила ощутимый толчок: теперь качественный украинский продукт получает куда больше поддержки. А как изменилась ваша жизнь как творческой единицы за эти три года?
— Честно говоря, я не очень понимаю, в чем выражается поддержка "качественного украинского продукта". Если вы имеете в виду квоты — то да, радиостанции сейчас ротируют множество групп, но не все эти исполнители собирают залы. Нас поддерживает в первую очередь наш слушатель, ну и конечно, несколько музыкальных радиостанций, с которыми мы дружим на бескорыстной основе. Благодаря песням, клипам и хорошим концертам с каждым годом мы собираем все большие залы. Именно концерты — визитная карточка Pianoбоя. Если бы этого роста не было, я бы давно сконцентрировался на написании музыки к кино, оркестровках или продюсировании. Хорошей музыке не нужна поддержка. Все, что ей нужно — это одинаковое право быть услышанной, наравне с просчитанными конъюнктурными бизнес-проектами в красивой обертке. А это зависит только от прозрачности и добросовестности СМИ и различных премий. С этим, как известно, у нас не все гладко. Но, как показывает практика, талантливые музыканты добиваются-таки своего рано или поздно, если им не сильно мешать.
— Хочется вернуться немного назад и поговорить о песне, которая уже вошла в историю украинской музыки — о "Зливе". Впервые она прозвучала живьем лишь в этом году на сольном концерте Джамалы во Дворце спорта. Что этот выход на сцену значил персонально для вас?
— Джамала и Андрей (Хлывнюк, лидер группы "Бумбокс", — Авт.) — выдающиеся вокалисты, с которыми всегда приятно и почетно разделить сцену. Каждый из нас привнес в песню что-то свое.
— Песня написана при очень сложных для нашей страны обстоятельствах. В ней чувствуется не только сожаление от происходящего, но и усталость, ожидание реальных перемен. Вы их ощущаете сейчас — не как артист, а как гражданин?
— Исторически украинцы никогда не были довольны своей жизнью — тому, конечно, есть объяснения. Но все же нам надо чаще вспоминать о том, что правда и уверенность — в простых вещах, в ежедневном труде. Оттуда же появляется и уважение к себе. За что людям, которые и сами любят схалтурить, приврать, присвоить и проскочить "на красный", честное и трудолюбивое правительство, стабильность? Мы получаем то, чего заслуживаем — на нас экономят, нас обманывают и на нас наживаются. Пока украинцы не начнут работать, как надо, а не "для галочки" и не начнут себя любить и уважать по делу, а не по праздникам, у нас не будет будущего, а будут одно только разочарования и революция каждые 8-10 лет.
— Один артист однажды сказал мне в интервью, что ничего не может существовать вне политики, особенно, когда в твоей стране идет война. Насколько вы согласны с этим мнением? Чем, в первую очередь, является выступление "Океана Ельзи" на Майдане в декабре 2013 года, участником которого были вы?
— Конечно, искусство может существовать вне политики. Скажите, какое отношение к политике имеет "Джоконда" Да Винчи? Хоральная прелюдия Баха? Фильмы Дэвида Линча? Песня "Запроси мене у сни" Владимира Ивасюка? Вне политики не могут существовать только люди. Политика была придумана, чтобы спасать и строить, но пока у нее лучше получается разрушать и убивать. По этому поводу десятки лет назад уже все сказал Джон Леннон в песне Imagine, на которую пару лет назад мы сделали кавер вместе с Андреем Хлывнюком. Ничего мудрее по поводу искусства и политики я придумать не смогу.
— Однажды вы признались, что не слушаете свою музыку и не смотрите видео со своим участием. Почему так?
— А зачем мне это? Не люблю бесполезных действий. Лучший мой альбом все равно еще не написан. Я понимаю, что мне еще работать и работать.
— Насколько вы вспыльчивый человек в обычной жизни. Отбросив все эфиры, выступления и прочие проявления профессиональной жизни, насколько легко воспламеняетесь? Можете вспомнить, когда в последний раз дрались?
— Драки — это всегда крайняя мера. Меня от них спасает чувство юмора и нелюбовь к больницам. Я скорпион, а это знак кусачий. В обычной жизни я сосредоточен на работе, и когда в моей команде или вне ее кто-то делает свою работу спустя рукава, подставляя таким образом меня и мое имя, я могу крепко вспылить. Могут пострадать предметы. Но драка? Нет. Вот Вова Зеленский сказал же: "Дмитрий Шуров — интеллигент нашей музыки". Вы что, не верите будущему президенту? (Смеется)
— О чем вам чаще всего думается, когда не спится?
— Я всегда что-то планирую. Обычно — завоевать вселенную.
Напомним, и звестная актриса и телеведущая Лилия Ребрик рассказала "Сегодня" о том
Главные темы