Миличенко Ирина
— Наталья Тихоновна, вашего отца при жизни считали музыкальным классиком. Нынешнему поколению вряд ли что-нибудь скажет его имя, но хотя бы раз в жизни все слышали музыку, которую он написал к фильмам "Гусарская баллада", "Таланты и поклонники", "Московские окна"... В июне исполнилось бы сто лет со дня его рождения. Как в вашей семье отмечали праздничные даты?
— Это был день открытых дверей с кучей народа. Накрывался стол, гости приглашались вроде как на фуршет, но сидели до ночи. Папа всегда говорил: "Они придут, выпьют рюмку водки, закусят и пойдут". Вот это "пойдут" растягивалось на день. Они как приходили в два часа, так в полночь их с трудом выгоняли. Однажды я подсчитала, что домой к нам пришли около 150 человек. За столом не было каких-то изысков. Так, закуска, салатики...
— Тихон Николаевич говорил, что у него было много друзей, но на врагов он никогда не обращал внимания. Трудно представить, что человек, который 43 года руководил Союзом композиторов, мог абстрагироваться от этого.
— Когда он в 17 лет уезжал из своего родного города Ельцы учиться в Гнесинский техникум, отец ему сказал: "Тиша, не знаю, как у тебя сложится жизнь в творчестве, но ты никогда не огорчайся своим неудачам и не радуйся победам. Живи сам и другим давай жить". Эту заповедь он помнил всю жизнь. Его ругали за музыку, а он переваривал это в себе. Сам знал себе цену. Когда они с мамой познакомились, она работала в пресс-центре Союза композиторов, в лицо его не знала. После выхода его симфоний об отце много писали в газетах, и вот он пришел к ней в кабинет и говорит: "Я слышал, что тут много обо мне пишут, дайте почитать!" Она дала ему целую кучу вырезок. Папа прочитал и возвращает. А она ему: "Это для вас экземпляр, можете оставить себе". А он: "Я уже все прочитал, мне не нужно". Мама потом вспоминала, что была потрясена, ведь все композиторы собирали о себе тогда даже крошечные заметки.
— Музыку Хренников сочинял до последнего. А по какому принципу выбирал картины, для которых соглашался писать?
— Если разобраться, то папа написал музыку всего к 25 фильмам. Он не брал сценарии, где не было музыки. Это ему было интересно. Он мало писал симфонической и камерной музыки, любил театр, писал много опер, балетов, для кино по заказу. Вдохновения не искал. Хрестоматийный пример. Когда Чайковский гулял с одним молодым исполнителем и тот донимал его вопросом: "Петр Ильич, как вы пишете, откуда черпаете вдохновение?", Чайковский отвечал: "Молодой человек, не говорите пошлостей. Работать надо". Так и отец. Он не ждал вдохновения. У него был огромный кабинет, рояль, где он писал. Во время работы любил отвлекаться, особенно когда ему звонили по телефону — говорил, что это вдохновляет.
— Руководить Союзом кинематографистов ваш отец стал благодаря Сталину. Правда, что при этом виделись они всего несколько раз в жизни?
— Наверное, больше. Папа занимался еще Сталинскими премиями. Но общения тет-а-тет у них не было. Когда папу выбрали на эту должность, он был в ужасе. Они с мамой прорыдали всю ночь. Больше всего переживал, что закончилась его творческая жизнь, что он не сможет сочинять, ведь целыми днями придется сидеть на собраниях, боялся, что не потянет. Он ведь никогда общественной жизнью не занимался, даже комсомольцем не был. Но потом приспособился. В первую половину дня работал дома, а в Союз приезжал к вечеру. За эти годы папу выбирали, переизбирали. А продержался он так долго потому, что всем был удобен.
— Чтобы в те годы композиторов не трогали, многие писали оды правителям, как например, Шостакович Брежневу... В репертуаре вашего отца были такие "подхалимства"?
— Папа писал только то, что хотел. Поэтому у него ничего такого нет. Но вообще в те годы такое писали все. У Прокофьева были поэмы конъюнктурные. А Щедрин... Его никто не заставлял, а он писал поэму о Ленине. Сейчас он боится об этом вспоминать. При этом у папы хорошие отношения были с Шостаковичем. Они вместе ходили на футбол.
— А дружба с Косыгиным? Он мог благодаря ей решать личные вопросы?
— Папа пользовался таким авторитетом, что мог обратиться за помощью к кому угодно. Дружба с Косыгиным началась через его жену. Сам он в ту пору работал в промышленности, премьером стал уже потом. Никогда не было вопросов о помощи. Может, и были у них общие дела по Союзу, но только на официальной бумаге.
— Алла Пугачева снималась в фильме "Любовью за любовь", и музыку для ее "Сонета Шекспира" написал Тихон Хренников. Не было ли у него желания еще посотрудничать на тот момент с молодым талантом?
— Она была тогда совсем пигалицей, такая невзрачная. Маленького роста, некрасивая, если не сделаешь ей макияж, ее и не узнать. Бывают лица, которые гримом немного подкрасишь — и другой человек становится. Вот она была из таких. Папа Аллу тогда не знал. Ее пригласила режиссер этой картины Татьяна Березанцева. Она захотела, чтобы Пугачева обязательно там снялась. Она ее долго обрабатывала, а потом и папу, и он написал этот романс. Больше они не сотрудничали.
— А как отец относился к своей популярности?
— Да никак. Однажды пошли с ним в магазин на Арбате. Там все собрались и стали причитать: "Боже мой, Тихон Николаевич, зачем же вы сами идете в магазин? Неужели у вас нет дома людей, которые могли бы вам купить то, что нужно?". Потом он от таких прогулок воздерживался.
— В те годы композиторы жили на широкую ногу — дома, дачи, машины... У вас дома было все?
— В юности у отца не было денег даже на трамвай, он в консерваторию через весь город пешком из-за этого ходил. А потом сразу стал много зарабатывать. Жили мы нормально, не шиковали, но семья никогда не знала нужды. Папа зарабатывал достаточно. Сколько? Даже мама не знала. Он сам что-то покупал только когда ездил за границу. Если, к примеру, едет на концерт, я ему пишу записку: "Папа, купи мне то-то и то-то". Он покупал. Но, скорее всего, просил переводчицу, потому что сам терпеть не мог ходить по магазинам. Это всегда делала у нас мама.
Еще у нас никогда не было семейного бюджета — папа хранил деньги во внутреннем кармане своего пиджака. У него даже портмоне не было. Бывало, он и сам не знал, сколько у него там лежит. Если просили, слюнявил палец, отсчитывал, сколько надо, и клал обратно. Вот так его и обработали домработницы в последние годы жизни. Они все у него украли. Мама умерла, я жила не с ним, приходила, но каждый день следить за этим не могла. Украли все мамины драгоценности, даже сервизы вынесли. А потом, когда стали брать у него и деньги, он стал что-то понимать. Как-то собирался в отпуск в Барвиху и отложил деньги на путевку, а домработница не рассчитала и не там взяла. И тут только до него дошло. Кстати, потом эта дама на украденные у отца деньги купила себе двухкомнатную квартиру в Ельце. Причем они не были случайными людьми — все какие-то дальние родственники.
— А как он жил в последние годы, когда уже серьезно болел?
— Когда мама умерла, ему было тяжело. Они прожили вместе 67 лет. Он был у нее третьим мужем и этим всегда хвастался. Когда ее не стало, очень тосковал. Дома у нас стоял мамин портрет, рядом с ним живые цветы, и папа каждый вечер перед сном шел к ее портрету и говорил: "Кларушечка, спокойной ночи, я иду спать". А утром здоровался: "Дорогая, я сегодня спал хорошо, вставал только один раз". У них с мамой всякое было, но для него она всегда была на первом месте. В последние годы он чувствовал себя хорошо и все время говорил, что дал себе зарок дожить до 96 лет. И он бы прожил. Но у него были камни в мочевом пузыре. Предлагали сделать операцию, но папа боялся. Потом у него отказали почки, и он сгорел практически за три дня. За пятнадцать минут до смерти у него случился обширный инфаркт, а умер он у меня на руках в три часа ночи, последними его словами были: "Я умираю, похороните меня в Ельце".
Главные темы