"Красная Пасха": как "праздновали" Пасху в СССР

Если религия — опиум, то Пасха — его супердоза, считала советская власть, не давая народу отмечать главный христианский праздник. На борьбу с церковью в Союзе уходили миллиарды рублей, тонны бумажных отчетов и неизмеримое количество человеко-часов. Но стоило коммунистической идее дать сбой, как куличи и крашенки тут же выбрались из подполья.

ТАНЦЫ, ЧУЧЕЛА, СПЕКТАКЛИ. Свободу антирелигиозной про­­­па­­ганды провозгласили в 1929 году. Церкви обложили налогом; если община выплачивала его, то добавляли второй, третий… И так до тех пор, пока бремя становилось непосильным и храм не закрывали. "При этом община сама должна была послать наверх обращение трудящихся с просьбой ликвидировать храм, — рассказывает историк, и. о. гендиректора Национального музея "Мемориал памяти жертв голодоморов в Украине" Олеся Стасюк. — Из материалов госархива видно, что все подобные заявления обычно были написаны одним почерком или, например, часть документов дублировала один вариант текста, а часть — второй, как под копирку".

Из многих освободившихся храмов попросторнее устраивали клубы. По словам историка, бывали случаи, когда молодежь не могла заставить себя ходить туда на гульки, и тогда местные функционеры буквально заставляли девчат танцевать в церкви в присутствии партверхушки. Кого замечали на всенощной или с крашенками, могли выгнать с работы или исключить из колхоза, и семье приходилось туго. "Страх так укоренился, что даже малыши осторожничали и знали: о том, что дома пекли куличи, рассказывать нельзя, — говорит Стасюк. — В голодные годы, как свидетельствуют старожилы, бывало, на всю семью варили всего одно яичко и делили. Многие просто сидели дома и горевали, что в такой день ни в церковь сходить, ни отпраздновать нельзя".

Деоккупация юга страны – как украинские военные отвоевывают территории

Запрет на передвижение по стране для военнообязанных – все детали

Ракетные удары по мирным украинским городам - июль 2022

Ядерный терроризм россии

Дружинники. Отлавливали верующих возле церквей.

КАК РАЗГОВЛЯЛИСЬ. В ­1930-м выходной из-за Пасхи перенесли с воскресенья на четверг, чтобы праздник стал рабочим днем. Когда эта практика не прижилась, горожан стали выгонять на ленинские субботники, воскресники и массовые шествия с чучелами священников, которые потом сжигали. К этому дню, по словам Олеси Стасюк, приурочивали антипасхальные лекции: детям рассказывали, что пасхальные гуляния плодят пьяниц и хулиганство. Колхозные бригады старались отправить на работу подальше в поле, а детей забирали на выездные экскурсии, за игнорирование которых родителей вызывали в школу. А в Страстную пятницу, время глубокой скорби у христиан, для школьников любили устраивать танцы.

СВОЯ СВАДЬБА. Сразу после революции большевики начали бурную деятельность по замене религиозных праздников и обрядов новыми, советскими. "Внедрялись так называемые красные крестины, красные Пасхи, красные карнавалы (те, что со сжиганием чучел), которые должны были отвлекать народ от традиций, иметь понятную ему форму и идейное содержание, — рассказывает религиовед Виктор Еленский. — Опирались на ленинские слова о том, что церковь заменяет людям театр: мол, дайте им спектакли, и они воспримут большевистские идеи". Красные Пасхи, правда, просуществовали только в 20—30-х — уж слишком издевательскую пародию представляли они собой.

Стукачество. В СССР процветало даже среди детей.

СКВОЗЬ БОЛОТА. Но партийная антирелигиозная комиссия в Украине сдаваться не собиралась. В конце 40-х в семьях предпраздничные приготовления все еще держали в тайне, говорит историк Института истории Украины НАН Петр Бондарчук. "Когда в полночь из церкви выходил крестный ход, его уже поджидали: учителя высматривали школьников, а районные представители — местную интеллигенцию, — приводит он пример из свидетельств участников тех событий. — Исповедоваться к празднику научились заочно: записку со списком прегрешений человек передавал священнику через связных, а тот в письменной форме отпускал их или накладывал епитимию". Поскольку действующих храмов оставались единицы, поход на всенощную превращался в целое паломничество. "Из отчета уполномоченного Верховного Совета по делам религий в Запорожской области Б. Козакова: "Мне довелось наблюдать, как в темную ночь под ливнем на расстоянии почти 2 км до Велико-Хортицкой церкви в грязи, болоте буквально пробирались старики з корзинками и сумками в руках. Когда их спрашивали, зачем они в такую непогоду мучают себя, отвечали: "Это не муки, а радость — идти в церковь на святую Пасху…" — цитирует Бондарчук.

ГРЕКОКАТОЛИКИ В ПОДПОЛЬЕ. Прихожане официально запрещенной униатской церкви тайно собирались в частных квартирах или уцелевших часовнях для совместных молитв, если повезет — с дьяконами. "Подпольные службы проходили по утрам или ночью за закрытой дверью и зашторенными окнами. Как-то специально для праздничного богослужения люди всего за ночь построили часовню в лесу в 5 км от Болехова (Ивано-Франковская область)", — приводит данные Петр Бондарчук. В тогдашней Украине, по словам религиоведа Виктора Еленского, были распространены, говоря языком партийных документов, горячие точки, села в западных областях, где церковь после хрущевской антирелигиозной кампании по бумагам считалась закрытой, но ключ находился на руках у селян. Там, преодолевая сопротивление председателя сельсовета и милиции, храм открывали на большие праздники. "Вот пример такого "преступления": на Пасху в 1974 году в селе Хлопчицы Львовской области объявили всесоюзный ленинский субботник, а вечером в субботу на службу собрались тысячи верующих со всех окрестных сел. Церковное подворье было забито, — рассказывает Бондарчук. — Пока люди ходили с плащаницей и зажженными свечами, у ограды несколько машин с сотрудниками КГБ, милиции и партаппарата делали "обход": беспрерывно светили фарами и гудели клаксонами, пытаясь вызвать панику. Но убегать никто и не думал".

Демонстрации. Власти старались в праздник устроить как можно больше шествий.

В 40-Е И ПОСЛЕ. Всплеск ре­­лигиозности случился во время войны, и как ни странно, граждан почти не преследовали. "Сталин в своем выступлении в связи с началом Великой Отечественной даже обратил­­ся к народу на церковный лад — "братья и сестры!". А с 1943-го Московский патриархат уже активно использовался на внешней политической арене для пропаганды", — отмечает Виктор Еленский. Агрессивное высмеивание и сжигания чучел откинули как слишком брутальные, верующим отвели этакое гетто для тихого отмечания праздника, а остальных граждан планировали не­навязчиво занимать в пасхальные дни. "На атеистическую пропаганду в СССР выделяли сумасшедшие деньги; в каждом районе ответственные люди отчитывались о принятых антипасхальных мерах, — рассказывает религиовед. — В свойственной "советам" манере от них требовали, чтобы каждый год число посетителей церкви было ниже, чем в преды­дущем. Особенно наседали на Западную Украину. Приходилось брать данные с потолка, и бывало, Донецкая область показывала чуть ли не втрое больший процент крещеных детей, чем Тернопольская, что невозможно по определению".

ПЕРЕСТРОЙКА. Церковь, по словам Виктора Еленского, ощутила ее лишь в 1988 году, когда Михаил Горбачев на встрече с польскими интеллектуалами публично признал, что "мы, коммунисты, наломали немало дров". В Украине к тому времени уже случился ренессанс — идея коммунизма больше не работала, люди обращались к вечным ценностям. "По официальным (засекреченным) данным, в 1985 году в Украине крестили 26,6% детей, а в Нидерландах за тот же период — 26,5%. И это при том, что у нас это было сопряжено с трудностями, а в Европе всячески поощрялось, — приводит пример Виктор Еленский. — К тому же наши цифры значительно занижены".

СМИ тех времен. Они боролись с религией всеми доступными им методами.

БОЖЬЯ КАРА. Пенсионерка Мария Гуцал и спустя 70 лет охает, вспоминая, как ее "пропечатали" в школьной стенгазете: ходила святить вербу, а "добрые люди" доложили кому надо. В понедельник после Пасхи педагоги проверяли руки у детей: если замечали следы от крашенок — были проблемы. "Перед праздником хозяйкам было ни хату побелить, ни холодец сварить из-за совхозных субботников, особенно если Пасха совпадала с майскими праздниками, — вспоминает она. — Как-то директор молокозавода в Святое Воскресенье заставил рабочих чистить площадь под первомайскую демонстрацию, хоть люди и упрашивали перенести уборку. Жена его вскоре родила ребенка-калеку, и все говорили — Бог наказал". А киевлянин Николай Лосенко рассказывает, что забрав церковь в его родном селе под клуб, использовать ее не смогли: крутят кино — звук такой, что ничего не разобрать; включат музыку — одни завывания. "Это теперь ясно, что в стенах храма были резонаторы, пустотелый кирпич, чтобы от хорового пения эхо шло. А тогда судачили, что это церковь мстит", — поясняет он.

НАЧЕКУ. Общественность не давала верующему люду покоя. Даже октябрят инструктировали перевоспитывать несознательных родственников, иначе — выговоры и испорченные характеристики. Чтобы вовремя "пресечь и искоренить", райкомы с парткомами командировали на всенощные бдения в компанию к бабушкам свои рейды. Заслоны из педагогов, оцепления комсомольцев, отряды дежурных дружинников всю ночь зевали под церквями, вылавливая в толпах воспитанников и коллег. "В конце 70—80-х молодежи войти в церковь на Пасху было нельзя — милиция окружала, — вспоминает настоятель Свято-Успенской церкви села Семенивка (Киевская область) отец Иоанн. — Чтобы учителя не взяли "на список", ездили на службу в чужие села, где нас никто не знал. А стал постарше — вызывали "на ковер" и ставили на вид". Школьный приятель отца Иоанна как-то сходил святить куличи, а в понедельник на линейке его как следует пропесочили. "Вызвали парня, спрашивают: мол, веруешь, отмечал Пасху? — "Верую, все верно". Сорвали с него нательный крест, а он педагогам: "Крест, может, и сорвете, а из души ведь не вырвете!" — "Неужели даже отрицаешь, что человек произошел от обезьяны?" — не отстают от него. "Да кто как: вы, может, от обезьяны, — отвечает, — а меня Бог создал", — смеется священник.

Чтобы принизить роль церкви в жизни советских товарищей, в храмах устраивали концерты и танцы.

ПОД МУЗЫКУ. Чтобы удержать народ дома в святую ночь, власти делали ему неслыханный подарок — давали телеконцерты "Мелодии и ритмы зарубежной эстрады" и прочие редкости. "Слыхал от старших: раньше у церкви ставили на ночь оркестр, играли похабные спектакли, выставляя дьяконов и батюшек пьяницами и крохоборами", — рассказывает уроженец Виннитчины Николай Лосенко. А в родном селе сына священника Анатолия Полегенько на Черкасчине ни одна всенощная не обходилась без музыкального фона. В центре села храм соседствовал с клубом, и как только прихожане выходили с крестным ходом, на танцах громче прежнего гремела веселая музыка; заходили обратно — звук приглушался. "Доходило до того, что перед Пасхой и с неделю после родители яиц в доме не держали вообще — ни сырых, ни вареных, ни белых, ни красных, — говорит Полегенько. — До войны отец был вынужден уходить подальше в поле и в одиночестве исполнял пасхальные песнопения".

С ПЕРЕОДЕВАНИЯМИ. "В од­­ном горном селе церковь считалась закрытой, но на пасхальную службу люди туда пробирались. Была на всю общину пара "стукачей", им тайну не доверяли, а остальные знали, что в храме есть задняя дверь: через нее и заходили", — рассказывает настоятель храма Сердца Иисуса и Сердца Марии УГКЦ, советник епископа Ивано-Франковской области отец Витольд Левицкий. — Освящали куличи в районе по графику: епископ был один на всех. И вот кто-то донес о богослужении в милицию. Добрался до села епископ, по словам отца Витольда, благополучно, ибо шел в гражданской одежде, а там уж народу много собралось: сделали большой круг, надежных односельчан впускали, а предателей отвадили. "Епископ облачился, прочитал молитву, благословил паству и куличи, а за это время вокруг уже выстроился заслон из милиционеров, получивших приказ на арест, — рассказывает настоятель храма. — Пришлось епископа переодеть в женское; народ группками стал расходиться, так в толпе и проскочил. Повезло, что с участковым разминулись — тот сразу признал бы чужака".

Отец Витольд: чтобы спастись от ареста,епископ даже переодевался в женское платье.

ДЛЯ ГАЛОЧКИ. Ближе к перестройке борьба режима с религией становилась профанацией. Адекватные "контролеры" никого не карали, но играли роль до конца. "Учителя вели беседы про "поповский мрак" чисто для проформы, за крашенки могли разве по-отечески пожурить, — говорит Лосенко. — Они и председатель вместе с сельсоветом и куличи пекли, и детей крестили, просто не афишировали это".

Отец Витольд тоже начинал учителем. В первое же школьное Рождество поступила директива патрулировать село в поисках колядников. "Разбились мы по компаниям, ходим по улицам. Пока никто не видит — шмыгнули к одному коллеге домой, "поколядовали", потом быстрой перебежкой к другому. И так весь день, да так, чтоб не попасться на глаза колядующим ученикам: надо было делать строгий вид, а то выставят со скверной характеристикой", — делится Левицкий.

Бывшему комсомольцу Анд­рею Ващуку лично довелось в 80-х ходить в дежурном патруле в ночь на Пасху. "Никого мы не ловили: коммунистическое лицемерие давно всех достало. Просто отстаивали службу и утром христосовались, как все, — признается он. — А дежурные педагоги могли так "разговеться" под церковью, что еле ноги волокли".