Олесь Бузина
Одной из таких таинственных историй осталась попытка убийства эсерами императора Николая II на борту крейсера "Рюрик" в 1908 году. Только что построенный в Англии по русскому заказу новейший броненосный корабль ожидал в Кронштадте царского смотра. По весу бортового залпа он в четыре раза превосходил любой аналогичный русский крейсер, входивший в состав флота. Длинный 160-метровый корпус, выкрашенный в защитный серый цвет, поражал стремительной мощью. Три приземистые дымовые трубы, боевая рубка, защищенная толстой броней, шесть башен с десяти и восьмидюймовыми орудиями, вытянувшими длинные стволы, – "Рюрик" казался олицетворением возрождающейся империи, недавно выдержавшей первую революцию и войну с Японией, пережившей поражения под Цусимой и Мукденом, но не сломленной ни внешним, ни внутренним врагом и вновь набиравшей силу.
Паровой катер с Николаем II приближался к борту. Уже была видна золотая славянская вязь названия крейсера на корме – "Рюрикъ". Выстроившаяся на палубе команда (матросы – в синих фланелевых рубашках и черных брюках, офицеры – в парадных треугольных шляпах и при саблях, а не кортиках) трепетно ожидали высочайшего гостя. И только двое из застывших в общем строю испытывали волнение совсем другого рода. Ибо им сейчас, при всех, предстояло убить императора, о чем ни царь, ни его свита, да и никто на всем корабле, кроме него, не догадывались. Вот над бортом показалась черная фуражка царя, знакомое всем по фотографиям лицо с рыжеватой бородкой и слегка подкрученными усами – еще мгновение и… Но выстрел все не звучали. Почему?
В начале XX столетия, казалось, снова воскресли времена "Народной воли", взорвавшей Александра II прямо на петербургской улице. В 1902 году разрозненные подпольные группы создают партию социалистов-революционеров. Основным пунктом ее программы стала ликвидация помещичьей собственности на землю и передача ее крестьянам, а главным методом борьбы – бомба. Пока эсеровские теоретики, вроде "бабушки русской революции Брешко-Брешковской", обсуждают за границей общие основы справедливого переустройства мироздания, в России с ведома ЦК возникает Боевая организация партии. Вот в ней-то собираются в основном практики – люди живые и активные. Например, известный по истории революции и советскому фильму "Трест" сын харьковского судьи Борис Савинков, заявивший как-то своему знакомому по подполью Соколову: "Мне все равно, – максималист вы, анархист или социалист-революционер. Мы оба террористы. В интересах террора – соединение Боевой организации с вашей. Что вы имеете против этого? Мы, террористы, не можем расходиться из-за вопроса о социализации фабрик и заводов".
Таких "широко мысливших", а, главное, с размахом действовавших персонажей среди эсеров хватало. Во главе Боевой организации стоял Евно Фишелевич Азеф по кличке Толстый. Сын портного из-под Гродно, родившийся в 1869 году, он одновременно был террористом и агентом охранки. Исследователи до сих пор спорят, на кого он работал эффективнее – на революцию или на контрреволюцию? По-видимому, все-таки – на себя. Начав карьеру кражей 800 рублей и бегством в Германию, где попытался приобрести модную по тем временам профессию инженера-электротехника, Азеф скоро сообразил, что можно делать "гешефты" на противоборстве полиции и подполья. Он сам предложил охранке стать осведомителем о студентах из России, учившихся в том же политехническом институте в Карлсруэ, что и он. В Департаменте полиции инициативу оценили. Вскоре Азеф стал получать жалованье в двух местах – 150 рублей ежемесячно от своих начальников из охранки (втрое больше жалованья подпоручика) и трудно поддающиеся исчислению суммы от загадочных спонсоров русской революции – как изнутри России, так и из-за океана, даже из США.
"МУКДЕН ПАРТИИ ЭСЕРОВ". Толстый сдавал полиции тех, кто мешал его росту внутри эсеровской иерархии. Выдав своего предшественника на посту руководителя Боевой организации Гершуни, он лично возглавил ее. А дальше началось невообразимое – 15 июля 1904 года на Измайловском проспекте Петербурга был убит министр внутренних дел (и, следовательно, шеф Азефа по полицейской службе) Плеве. Министра уничтожила группа Савинкова. Его выследили, высчитали график служебных поездок, а потом "метальщик" Сазонов подорвал карету "царского сатрапа" брошенной под колеса бомбой.
В феврале 1905 года настал черед генерал-губернатора Москвы великого князя Сергея Александровича – дяди Николая II. И снова удачи достигла группа Савинкова – "адская машина", как называли тогда взрывной снаряд, буквально разнесла жертву на куски у Никольских ворот Кремля. Подчиненный Савинкова Каляев, бросивший бомбу и легко раненный взрывом, был схвачен полицией на месте и повешен по приговору суда. Но он никого не сдал. Сам же Азеф оправдывался перед своим руководством в охранке, что ничего не знал об обоих терактах. Каляева он назвал одиночкой, действовавшим без санкции партии – по собственной инициативе. А накануне убийства Плеве даже специально уехал за границу, дабы иметь алиби.
Ему поверили. Тем более, что буквально вслед за убийством Сергея Александровича Азеф выдал охранке все петербургское отделение Боевой организации эсеров, готовившее покушение на губернатора Трепова. Жандармы арестовали сразу два десятка террористов. Газеты назвали этот успех полиции "Мукденом партии эсеров" – как раз незадолго до этого русская армия потерпела под этим городом в Манчжурии поражение от японцев. Разгром боевиков казался общественному мнению таким же впечатляющим.
Никогда еще репутация Азефа не стояла так высоко по обе стороны баррикад тайного фронта. Организация убийства Плеве и великого князя сделали его настоящим героем для эсеровского ЦК – руководству парии было ради чего выпрашивать деньги у спонсоров. А предотвращение покушения на Трепова упрочило авторитет "Толстого" как ценнейшего агента в секретной полиции – ежемесячное жалованье Евно Фишелевича выросло до 1000 рублей. Он мог свободно передвигаться по Европе и планировать новые акции, оправдывающие его существование. Новой идеей "великого комбинатора" стала организация теракта на крейсере "Рюрик".
"ТИТАНИК" ПО-РУССКИ: УДАР ПО "РЮРИКУ"! Вот как описывает в "Воспоминаниях террориста" возникновение этого замысла Борис Савинков: "В городе Глазго, в Шотландии. На кораблестроительном заводе Виккерса, строился русский бронированный крейсер "Рюрик". Один из корабельных инженеров, К.П. Костенко, был членом военной организации партии социал-революционеров. По его инициативе и под его руководством началась революционная пропаганда среди матросов строящегося крейсера". Через него же Азеф начал выбирать подходящую кандидатуру из команды "Рюрика" для цареубийства.
Темное прошлое простого советского инженера. Инженер Костенко – личность широко известная в советской истории. Новиков-Прибой вывел его в "Цусиме" под именем инженера Васильева, а известный кораблестроитель адмирал Крылов частенько вспоминает в своих мемуарах. Правда, или Савинков, или корректор немного перепутали инициалы этого героя. На самом деле, Костенко звали Владимир Полиевктович – то есть, В.П., а не К.П. Но никакого другого Костенко на "Рюрике" в тот момент не было. Он даже получил высокую оценку от своего начальства по Морскому ведомству за усовершенствование орудийных башен крейсера.
В советские времена Владимир Костенко сделал неплохую карьеру. Он занимал должности начальника управления промышленностью Украины при Высшем совете народного хозяйства УССР в Харькове, а потом до самой смерти в 1956 году занимался судостроением в Ленинграде. Было даже понятие "суда типа Костенко". Да и сам Владимир Полиевктович оставил интереснейшие мемуары "На "Орле" в Цусиме" – о своих приключениях во время русско-японской войны. Но о бурной эсеровской молодости этого уроженца сели Великие Будищи на Полтавщине ни он, ни официальные справочники не упоминали.
Костенко, как рассказывает Савинков, даже помог Азефу "с разрешения командира судна, не подозревавшего, конечно, с кем он имеет дело, посетить "Рюрик". По первоначальному плану, террорист должен был тайком проникнуть на корабль. "Рюрик", – пишет Савинков, – уходил в конце лета в Россию, и осенью, в Кронштадте должен был состояться смотр в присутствии царя. Мы хотели поместить на корабле кого-нибудь из товарищей: Карповича, меня или кого-либо из членов Боевой организации. Конечно, пребывание на крейсере должно было быть тайным. Но чтобы сесть на корабль и жить на нем тайно, необходима была помощь, по крайней мере, одного из матросов. В румпельном отделении, в отсеке, за головой руля, было несколько темных и узких отверстий. Сидя на корточках и полулежа, там можно было просидеть несколько дней. Если само помещение было неудобно, зато выход их него представлял все удобства: прямо из румпельного отделения через палубы шел вентилятор. Внутри этого вентилятора была лестница. Выйдя из отсека и поднявшись с бомбой по лестнице, можно было взорвать адмиральское помещение, мимо которого шел вентилятор. Можно также было взорвать и верхнюю палубу, именно ту, где и происходит смотр: гриб вентилятора выходил у правой кормовой башни. Теперь, когда место было найдено, нужно было решить другой вопрос, – задачу посадки на корабль".
По уставу, рейд охранялся миноносцами. Их бдительность в случае удачи можно было обмануть. Но обвести вокруг пальца вахту "Рюрика", не представляло никакой возможности. Азеф, специально приехавший в Глазго, осмотрел потайной отсек и все неровности борта, дающие возможность подняться на корабль. Но и он, по словам Савинкова, пришел "к тому же выводу, что и мы: в отсеке можно было жить, но невозможно было тайно подняться на "Рюрик".
"Из серой толпы команды, – продолжает Савинков, – выделялись три человека: трюмный квартирмейстер Котов, строевой матрос Поваренков и машинист Герасим Авдеев. Они все трое входили в комитет корабельной организации. С ними мы и решили познакомиться ближе".
Поваренков – "маленький коренастый хохол" мало интересовался террором. Он верил только во всеобщее восстание флота. Говорить о цареубийстве с Котовым – "пропагандистом по призванию" – заговорщики даже не решились, настолько он напоминал "чистый тип учителя-подвижника".
Зато Авдеев – высокий коренастый матрос, подумав, заявил: "Я сам, один, на смотру убью царя. Я чувствую, что должен это сделать"… И попросил дать ему револьвер. "Мы не считали возможным отказать ему в этой просьбе", – завершает Савинков. Кроме Авдеева, убить царя вызвался еще один матрос – вестовой Каптелович. Выдали револьвер и ему.
"Рюрик" ушел из Глазго. Савинков получил письмо от Авдеева: "Я теперь глубоко, серьезно подумавши, представляю себе представление порученной мне задачи. Я говорю, что я пушка, которую заряди, да и выпали из нее. Я чувствую, что я закалил пружину и теперь эту пружину приходится сильно гнуть, боюсь, как бы не сломать ее… А, может быть… Нет, одна минута разрешит более целых месяцев".
Это путаное послание заставило организаторов покушения задуматься, сможет ли матрос совершить обещанное? Хватит ли у пружины сил сохранить завод до Кронштадта?
В октябре, в Кронштадте состоялся высочайший смотр "Рюрику". Николай II поднялся на борт корабля, и в ответ на его приветствие вместо выстрелов грянуло дружное: "Здравия желаем, Ваше Императорское Величество!" И Авдеев, и Каптелович встретились с царем лицом к лицу. Но ни один из них не нашел в себе сил нажать на курок! Общее воодушевление команды словно загипнотизировало террористов – "пружина" сломалась.
ПРОЕКТ ЭСЕРОВСКОГО "НАУТИЛУСА". Изобретательный Азеф выдвинул еще более передовой план цареубийства. Как бывший специалист по электротехнике он внимательно следил за новинками прогресса и предложил ЦК партии эсеров два варианта на выбор: или купить аэроплан и взорвать царя с помощью бомбы, сброшенной с воздуха, или тайно построить в одной из Скандинавских стран маленькую подводную лодку и шарахнуть по царской яхте торпедой!
Преимуществом и той, и другой авантюры, с точки зрения предприимчивого Евно Фишелевича, были солидные капиталовложения в революцию. Как посредник Азеф собирался хорошенько нагреть руки на этих "подрядах". Но и на старуху бывает проруха. Пока Азеф выманивал у ЦК ассигнования на свои затеи, Василий Бурцев – "частный сыщик революции" и "охотник за провокаторами", как его называли, проанализировав деятельность главы боевой организации, пришел к выводу, что тот – двойной агент. Савинков, рассчитывавший сам занять место Азефа, горячо поддержал эту версию. Сам же Евно Фишелевич на партийный суд не явился и с тех пор находился от товарищей в бегах, имея все основания опасаться за свою шкуру.
Он умер в 1918 году в немецкой тюрьме, став таким же символом провокаторства, как поп Гапон. Отныне в революционной среде "азефами" называли патентованных предателей. Тем не менее, его можно считать и жертвой внутрипартийных интриг – тем самым дитем, которое одним из первых слопала великая революция.
* – подписи к фотографиям смотрите, наведя курсор мыши на фото
Главные темы