Чем живут спецвойска: "Мочи сначала "крота", с БТР потом разберемся..."

Об украинских патриотах, участвующих в АТО, "Сегодня" рассказывает ежедневно. Нашими героями были и армейцы, и национальные гвардейцы, и бойцы территориальных батальонов, добровольцы… Рассказывали мы и о буднях саперов из Государственной спецслужбы транспорта (бывшие Железнодорожные войска), разминирующих различные объекты на освобожденных территориях. Они извлекли уже сотни тысяч взрывоопасных предметов, сохранили множество жизней. Их коллеги из Госспецслужбы (они носят военную форму, имеют армейские звания, но к МО отношения не имеют, входят в Мининфраструктуры) рискуют жизнью на самом переднем крае, в нескольких сотнях метров от противника, зачастую выполняя инженерные задачи под шквальным огнем боевиков. Это происходит и сейчас, в момент, когда вы читаете этот номер газеты "Сегодня". Мы решили рассказать об опасной работе "ковшей" или "кротов", как их называют сепаратисты.

Глава администрации Госспецслужбы транспорта генерал-лейтенант Николай Мальков:

— С начала АТО перед нами стояли четыре задачи. Первая — продолжающееся разминирование транспортных объектов. Работают три команды саперов вахтовым методом, меняя друг друга. Входят туда только контрактники, прапорщики и офицеры.

Деоккупация юга страны – как украинские военные отвоевывают территории

Запрет на передвижение по стране для военнообязанных – все детали

Ракетные удары по мирным украинским городам - июль 2022

Ядерный терроризм россии

Вторая — наведение наплавных мостов из комплекта НЖМ-56 (наплавной железнодорожный мост). Мы навели две переправы взамен разрушенных террористами, одну уже сняли, ибо там восстановили деревянный мост.

Третья задача была восстановить три школы и детсад в Славянске к 1 сентября. Мы справились, а 21 октября одна из восстановленных школ, 6-я, отметила 105-летие.

И, наконец, задача, которую мы решаем уже два месяца — инженерное оборудование переднего края, прямо там, где идут бои (отрываем укрытия для техники, огневые позиции, траншеи, окопы, блиндажи и пр.). Нам отдали самый напряженный сектор, от Дебальцево до Попасной, протяженностью сейчас около 200 км. На днях мы должны закончить оборудование первой полосы, перейдем ко второй (глубже в тыл). Работаем под огнем противника, однажды прямо в экскаватор угодил снаряд, машина уничтожена, пришлось списывать…

Мы работаем в интересах украинских вооруженных сил, и армейцы признают, что если бы не наша служба, им бы тяжело пришлось… Увы, за прошедшие годы инженерные войска претерпели изменения, мягко говоря, не в лучшую сторону. Техники у них очень мало. А у нас только в зоне АТО ежедневно работают до 12 экскаваторов. Причем наш сектор — лишь один из четырех, на остальных большая проблема с техникой. Нередко саперам просто дают лопаты и этот грунт, сплошной камень, сланец, заставляют копать. Это разве нормально?

Как курьез, могу сказать, что когда большое начальство смотрело наш мост возле Славянска, меня вроде как упрекнули: мол, конечно, тебе хорошо, у тебя техника новая, а вот в МО — старье. Так ведь на самом деле наш комплект НЖМ — 1970 года выпуска! Просто у нас хватило ума (как чувствовали, что будут бои) в 2012 году провести с этим мостом учения, а перед тем всю технику подварить, ошкурить, загрунтовать, покрасить, проверить на воде, привести в порядок катера и толкачи… Вот и выглядит как новая. Лишний раз подтверждается военная истина: все зависит от командиров. Можно и на старой технике работать, если ее содержать как следует.

ЗАРАБОТКИ. "Немаловажен и финансовый вопрос, — говорит генерал-лейтенант Мальков. — Недавно правительство выделило нам 5,6 млн гривен, которые пойдут на повышение денежных выплат (на 3000 грн каждому) тем, кто работает в зоне АТО. Ведь наши офицеры, прапорщики и контрактники до сих пор получают в два раза меньше, чем их коллеги из МО. А рискуют жизнью на переднем крае так же. Вот в Дебальцево недавно перехватили радиопереговоры сепаратистов, сказано было так: "Мочи, на х.., сначала "крота", с БТРами потом разберемся...". А "кротами" или "ковшами" называют как раз наших бойцов на дорожной технике, копающих укрытия для техники и личного состава армии. То есть вражеской артиллерии ставилась задача сначала разбить нашу технику, ибо сепаратисты понимают, что без нас армейцы будут у них как на ладони…

Поэтому, когда меня министр инфраструктуры спрашивает, какие в службе есть проблемы, я всегда отвечаю: "Проблема одна — выровняйте оклады наших людей и армейцев!". Пока же соотношение такое: старший офицер в МО имеет оклад в 6750 грн, у нас — 3400. Младший офицер в МО — 5629 грн, у нас — 2860. Прапорщики в МО — 4600 грн, у нас — 2300. Контрактник в МО — 3600 грн, у нас — 1800. Несправедливо...".

ПЕТРОВИЧ: "Экипаж укрылся за 4 секунды до взрыва"

Подробнее о своих "кротах" для "Сегодня" рассказал вернувшийся на днях в Киев из зоны АТО (произошла плановая ротация личного состава) заместитель главы Госспецслужбы полковник Александр Баранов, почти два месяца возглавлявший инженерные работы на переднем крае (боевой позывной на фронте — "Петрович"):

— У нас самый опасный и ответственный сектор из 4-х, на которые разбит фронт. Вы слышите ежедневно, наверное, эти названия — Дебальцево, Чернухино, Углегорск, Попасная… Мы просто на войне, на самом ее передке… До противника порой 700—800 метров. И нашу работу больше никто не сделает. Не хочу никого обвинять, но у инженерных войск, как уже говорил генерал, почти нет техники. Более того, мы как-то в порядке помощи, своими силами восстановили экскаватор и кран армейцев, но… их снова сломали. Такое впечатление, что люди просто не хотят ехать на фронт… А мы там уже два месяца. В условиях гибридной войны сначала на передовую выходим мы, готовим укрытия для техники и людей, и только потом туда приходят боевые подразделения. Причем нам не нужны их указания, что и как делать, у нас свой опыт. Я только спрашиваю, сколько единиц техники надо "закопать", а остальное мы лучше знаем.

На место мы всегда выезжаем с охраной — жизнь научила. Охраняют нас армейцы, на тяжелой технике. Даже если выезжает один экскаватор, с ним идут пара БРДМ, либо МТЛБ (многоцелевой тягач легкий бронированный), и минимум 20—30 бойцов. Ведь наши парни работают на виду у противника, мы его тоже видим и не знаем, целится ли в нас сейчас снайпер… Потому и нужна охрана. Если в нас начинают стрелять, тут же открывается в ответ шквальный огонь. Это понимание противником возможности "получить по зубам" нас и спасает, слава Богу, у нас потерь нет. Ведь сепаратисты нас возненавидели и даже объявили операцию "Ковш" по уничтожению нашей техники и бойцов. И, как знаете, один экскаватор мы потеряли, 18 сентября при огневом налете прямым попаданием снаряда он был сожжен. Сначала шла пристрелка, наши продолжали работать. Но когда снаряд упал уже совсем близко, старший экипажа скомандовал "В укрытие!". Через 4 секунды — попадание в машину, но люди успели спастись.

Каков наш рабочий день? Подъем в 4:30, до 5 утра технику заправляют, готовят к выходу. Затем туалет, завтрак, в 5:45 — молебен. Господь нас оберегает в деле защиты Родины. Затем мы выдвигаемся колонной на передовую. В 7—7:30 утра мы уже на позициях. А возвращаемся в темноте, причем без света, прямо по "зеленке" — иначе могут накрыть артиллерией.

ТАНКИСТ — "КРОТУ": "Не уезжай, брат, не бросай нас"

"У нас в лагере 140 человек и около 70 единиц техники (включая автомобили обслуживания и ремонта), — рассказывает "Сегодня" полковник Баранов. — На боевую задачу ежедневно выходят 30—35 единиц (экскаваторы, бульдозеры, самосвалы, автокраны). Первые роют землю, самосвалы возят на сооружаемые блокпосты бетонные блоки и бревна для перекрытий, краны укладывают. К сожалению, техника не новая. К примеру, КрАЗы в среднем имеют "возраст" 40 лет (есть и 45), они еще с деревянными кабинами… А именно на их базе у нас самосвалы и даже, в основном, экскаваторы. Но умелое обслуживание помогает держать их "в тонусе". К примеру, ежедневно у такого экскаватора землеройная установка работает без остановки минимум 10 часов! Двигатель не глушат, потому что заводить — лишняя возможность оказаться перед снайпером противника. Могут только быстро поменяться местами экскаваторщик и водитель — они владеют обеими профессиями. Кроме того, каждая машина в день проходит еще (не считая работы на месте) примерно 160 км. Это 60 км от лагеря на передовую, до 40 км туда и обратно на конкретное место работы и потом назад 60 км. Мы вынуждены так делать, потому что бросать технику на передовой нельзя, ночью могут разбить.

Причем поначалу нам для лагеря общевойсковые командиры "присмотрели" такое место, что я сразу отказался там размещаться. "Мы не пушечное мясо!" — резко заявил я. Территория была явно пристреляна у боевиков. И жизнь показала мою правоту: вскоре именно это место накрыли "Грады", четырежды за день! Многих ранило, были, увы, и погибшие… Жаль, но это на совести их командиров. А мы разместились в безопасном месте и каждый день совершаем эти марши.

Вспоминается случай. Выехали наши готовить укрытия под будущую тяжелую боевую технику для одного из территориальных батальонов. Только приступили, видят, примерно в километре движутся два танка и две установки "Град" противника. Опознавательных украинских знаков нет (это либо наш флаг, либо белые полосы по центру капота и по бортам). Мой старший по объекту звонит мне: "Петрович, что делать, на нас идет бронетехника боевиков". Я говорю: забирайте с собой охрану и быстро уезжайте. Он: комбат просит, чтобы мы для устрашения противника оставили… экскаватор (якобы издали он похож на "Град") и БРДМ с ее пулеметом! Против танков! Я на это не пошел, моя техника ушла, а комбату я посоветовал, чтобы его люди залегли в уже выкопанные нами окопы и взяли на прицел врага своими гранатометами. А лучше — молились, чтобы это была не атака, а маневр противника для нашего устрашения, тогда они пройдут мимо. Так оно, кстати, и вышло… Но рисковать своими людьми в безусловно проигрышном бою я не имею права. У нас ведь только личное оружие, даже бронежилетами с большим трудом обзавелись. Помню, когда только прибыли в зону АТО, я пришел к одному из армейских генералов и заявил, что у нас многое есть, но вот бронежилетов — нет. А работать в интересах армии будем на передовой. Броники необходимы. Генерал только развел руками — нет их и у нас! Я говорю: надо, смотрите, даже у меня, командира, нет броника. Генерал: так что тебе, мой отдать? Бери! А я не отказался… Но только схватил бронежилет, как до генерала дошло, что это всерьез. И не отдал… Вот так мы начинали. Потом мы все же сумели закупить себе бронежилеты. А МО выдало нам тоже, правда, броники… времен афганской войны! Такие, знаете, чешуйчатые, они сегодня уже почти не защищают. Мы их пристроили: вешаем на окна работающей техники, чтобы людей оградить от снайперов.

ОБСТРЕЛЫ. Наши колонны накрывали огнем свыше десятка раз. Мы тоже отстреливаемся. В кабине обычно три человека (например, водитель, экскаваторщик и старший по машине), так вот двое стреляют из окон. А там, где работаем, каждый день одну-две позиции (из 6—10 точек) обязательно обстреливают из минометов. Тем не менее мы на сегодня сделали уже около 400 больших объектов (каждый из множества укрытий, блиндажей, окопов и пр.), кроме того, более 1000 укрытий для тяжелой бронетехники и 10 км траншей, зарыли множество палаток, в том числе больших (закапываем в землю так, что поражение осколками для личного состава исключено). Вынули свыше 80 тысяч кубов земли (чтобы увезти такой объем, надо почти девять тысяч КрАЗов! Пробка выстроилась бы на 35 км! — Авт.)…

Как-то наша группа заканчивала сооружение блиндажа. Уже был отрыт капонир под танк, он только туда заехал, как показались танк и "Град" противника, движущиеся прямо на наш объект. Мой старший доложил мне, я дал команду уезжать, как обычно в таких случаях. Но командир нашего танка, у которого, как оказалось, не было боевого опыта, схватил моего офицера за руку и не отпускал, умоляя: "Не уезжай, брат, не бросай нас!". Офицер доложил мне, тогда я связался с нашей артиллерией (у нас хорошие отношения, мы ведь и на них работаем, сделали уже около 40 позиций на 1-й линии), и наши стволы с закрытых позиций отработали по врагу. Как только разорвались первые снаряды, техника боевиков отвернула и ушла. Так мы, собственно, спасли наших танкистов от разгрома.

После Минска (где подписали соглашение о прекращении огня. — Авт.) количество нападений боевиков почти не уменьшилось, в день все равно 15—20 налетов на наши позиции, в том числе и на те, где мои люди. А бывает, артналет на нашу колонну в движении, тогда мы, как и положено, увеличиваем скорость и дистанцию между машинами. Наши старые КрАЗы, как "Лексусы", несутся со скоростью более 100 км в час! После приезжаем на позицию и часто снова попадаем под огонь. Наш сектор изначально составлял почти 300 км в длину. Но в конце сентября по политическим договоренностям, видимо, минским, мы отдали сепаратистам 70 км нашего участка, причем с уже сделанными капонирами, окопами и т.д. Вывели оттуда свои подразделения, нам определили другой участок, где мы принялись все копать сначала. А боевики, наверное, обрадовались, получив готовые инженерные сооружения… Нам же осталось по первой линии сделать менее 20 км. Вторая линия — 120 км, это еще впереди".

"ДОГОВОРИЛИСЬ ДАЖЕ С "ДНР", НО БЕС ОПЕРАЦИЮ ЗАПРЕТИЛ"

"Одна из армейских воинских частей как-то перевозила боеприпасы на грузовике с прицепом, — рассказывает полковник Александр Баранов. — Там было 100 боеприпасов "Нона" (120 мм минометные) и 20 штук 122 мм снарядов Д-30. Это в сумме сумасшедшая мощность, если взорвать… И, не доезжая до Дебальцево, в результате обстрела противника машина взорвалась. Обломки и снаряды разбросало по территории в диаметре 1,5 км! Часть боеприпасов разорвалась, часть — нет. Но многие лежали прямо под горящей машиной и могли вот-вот рвануть… Причем изначально никто не знал, сколько боеприпасов осталось, сколько взорвалось. И тогда "первый" (командующий на нашем участке фронта) ставит задачу нашим минерам (их было пятеро), работавшим неподалеку: собрать и нейтрализовать невзорвавшиеся боеприпасы. Что же, приказ надо выполнять. И мои ребята полезли под горящий автомобиль, из-под чадящей резины "кошками" доставали наполовину расплавленные снаряды и мины. Потом собирали по всей территории… В итоге оказалось, что сдетонировало 30 снарядов и мин, а 90 штук, обгоревших, порой за секунды до взрыва, нашли и обезвредили мои ребята. Их командира, майора Сергея Кириленко, я представил к государственной награде за мужество, остальных минеров тоже поощрили.

БЕС ПРОТИВ. В Углегорске, это 26 км от Дебальцево, стояли 147 вагонов с углем для Светлодарской ТЭС. Но уголь этот был уже смертельно опасен, потому что он самовозгорелся и тлел (затушить его нереально). Добраться до него можно по железной дороге, но все главные пути во многих местах были разрушены. Разрывы достигали 5—8 м. Чтобы определить фронт работ по восстановлению, нам придали всю инженерную разведку Вооруженных сил Украины (беспрецедентный случай). И мы с разных сторон изучали пути, определяли, где взорваны рельсы, где порвана сеть и т. д. В итоге с нашей помощью путь до горящего состава сделали. Но надо же доставить уголь дальше, на ТЭС, а там дорога заминирована и проходит по территории сепаратистов. Железнодорожники обратились к нам за помощью: мол, что тут можно предпринять? Я предложил неординарный ход: берем локомотив, впереди ставим 5—8 пустых платформ, сзади — дрезина с рельсами и прочими материалами и инструментами. Наехала на мину и взорвалась передняя платформа — мы ее сбрасываем с пути, с дрезины вручную переносим все необходимое, восстанавливаем участок и едем дальше. Другого способа разминирования там реально не было. Мое предложение приняли, его обсудили и дали добро. На проведение операции согласились Украина, Россия и даже так называемая "ДНР". Уже в 7:00 в определенный день все представители должны были сесть на дрезину и локомотив, чтобы отправиться в путь, но… Пришло ночью известие: полевой командир Игорь Безлер по прозвищу Бес запретил операцию, часть которой проходила через контролируемую его боевиками территорию. Пришлось ее отменять, уголь в тот раз на ТЭС не попал… Мы предложили возить его составами в Дебальцево, а оттуда машинами — на ТЭС. Дорого, но что делать? Пока это предложение рассматривается".